Мирон никогда не задавался вопросом, почему Герман снял квартиру именно в этом доме – сером и старом, расположенном в дешёвом, практически криминальном районе. У Вознесенского были деньги. Причём столько, что он мог позволить себе не работать, лишь изредка пописывая статейки в журналы различной паршивости. Для души, как однажды объяснил он. Конечно же, Мирон тогда ответил, что души у таких тварей как они (и особенно у такой, как Герман) нет, и разговор скомкался.
Ведущие на третий этаж ступени закончились быстро и Мир нерешительно остановился возле хлипенькой обшарпанной двери квартиры, уже год служившей ему домом. Осталось только решить, как попасть внутрь.
Глупая ситуация. Где-то на антресолях памяти нашарилась информация о том, что можно вызвать специальных людей, которые вскроют двери. Но эта идея была обречена на провал сразу по нескольким пунктам. Во-первых, у него не было телефона. Во-вторых, что-то подсказывало, что специальные люди притащат с собой ментов, а документов у него тоже нет. К тому же, с полицией на ближайшее время Мирон наобщался. В памяти всплыл холодный, пронзительный взгляд капитана Васильева и Мир поëжился.
Застонав от безнадёги, он привалился к двери, глухо стукнувшись о неё лбом. Дверь, поставленная неизвестным гением так, что открывалась внутрь квартиры, неожиданно поддалась и Мирон с тихим вскриком шлëпнулся на пыльный коврик прихожей.
Квартира встретила тишиной и затхлым душком. Хозяева отсутствовали всего несколько дней, а жильё как будто успело осиротеть и обветшать.
Мир запнулся о щегольские остроносые ботинки Германа и наткнулся взглядом на его плащ, висящий на вешалке. Всё выглядело так, слово старший Вознесенский вышел в магазин и скоро объявится на пороге, с ходу ворча насчёт очередной ночëвки беспутного отпрыска неизвестно где.
Небрежно вытерев грязные ступни о придверный коврик, Мирон поплëлся на кухню, оставляя за собой цепочку отпечатков.
Герман всегда был очень организованным и запасливым. Помимо пакетов со свежей кровью, которые он таскал откуда-то стабильно раз в неделю, в морозилке всегда лежала пара пакетов плазмы.
Плазма была даже отвратительнее крови. Мутная желтоватая дрянь, не вызывающая ничего, кроме рвотных позывов. Но, как объяснил Герман, храниться она может довольно долго, поэтому незаменима в экстренных случаях, когда нужно срочно успокоить жажду.
Дверь морозилки открылась неохотно, с верхней полки посыпалась ледяная крошка.
Мир рассеяно подумал, что Герман снова будет ворчать, что он плохо прикрывает дверь и на полках намораживаются снежные горы. Замер, поняв, что ругаться в этом дома больше некому и, тряхнув головой, зашарил в поисках пакета с плазмой.
Руку ожгло холодом, но ничего, кроме ледяной крошки в морозильнике не было.
Проглатывая ком панической атаки, Мирон обшарил ещё и холодильный отдел, но, конечно же, ничего кроме скользкого и попахивающего куска говяжий печени там не обнаружилось.
Плазма пропала.
Открытая дверь, неплотно прикрытая дверца морозилки, песок на пороге. В измученном жаждой мозге что-то с щелчком встало на место.
В квартире побывал посторонний. Кто-то, кто наследил на вечно вылизанном коврике и ушёл, не заперев дверь.
Свежий взгляд пробежался по кухонным полкам, замечая незначительные перестановки. В квартире точно кто-то рылся.
Мирон качнулся и как сомнамбула поплёлся по комнатам, бездумно отмечая следы вторжения. Клыки вылезли полностью и больно царапали губы, но ему было уже плевать.
