– Я не знаю, как благодарить Вашу Светлость за то, что Вы устроили мой брак с этим прославленным сеньором, моим супругом.
Однако регент Милана был слишком занят государственными делами и не мог постоянно сопровождать свою жену:
– Герцогиня, моя супруга, развила в себе настоящую страсть к верховой езде и всегда либо ездит верхом, либо охотится.
Поэтому развлекать Беатриче Моро поручил своему зятю графу Галеаццо ди Сансеверино, генерал-капитану миланского войска, отличавшемуся высоким ростом и огромной силой. Кастильоне, итальянский писатель того времени, называл его идеальным придворным и утверждал, что именно Галеаццо вдохновил Микеланджело на создание «Давида». Он всегда забирал главный приз на каждом рыцарском турнире, и к этому своему мастерству присоединил любовь к искусству и наукам. В письмах графа к Изабелле д'Эсте содержатся живые отчеты об экспедициях, которые он предпринимал в компании Беатриче в первые несколько месяцев её замужней жизни.
– Сегодня утром, в пятницу, – написал Галеаццо 11 февраля 1491 года, – я отправился в десять часов вместе с герцогиней и всеми её дамами верхом на лошадях в Кузаго, и, чтобы позволить Вашему Высочеству полностью насладиться нашими удовольствиями, я должен сказать Вам, что прежде всего мне пришлось ехать в карете с герцогиней и Диодой (шутом Беатриче), и пока мы ехали, мы спели более двадцати пяти песен в аранжировке для трёх голосов. То есть, Диода исполнял партию тенора, а герцогиня – сопрано, в то время как я пел то басом, то сопрано, и выкидывал столько глупых трюков, что я действительно думаю, что могу претендовать на звание большего дурака, чем Диода!
Достигнув Кузаго, они забросили огромную сеть в воду и выловили множество щук, миног и другой рыбы, из которой устроили себе королевский пир. Затем Беатриче и Галеаццо снова пели и играли в мяч, дабы ускорить пищеварение. На следующий день они обследовали замок, на который Людовико истратил много денег. Этим замком герцог так гордился, словно бы он достался ему от отца. Они сочли его и в самом деле великолепным, а его высеченный из мрамора вход был достоин самой Чертозы. Затем они снова попытали счастья с сетями в другом месте. Они вытащили из воды тысячу форелей, выбрасывая обратно тех из них, которых не желали сохранить для подарков и для себя. Затем они вновь оседлали коней, и Галеаццо пустил соколов, вернувшихся с несколькими речными птицами. Наконец, они устроили охоту на оленей, убив двух, и вдобавок пару оленят. В Милан они вернулись на закате. Лодовико проявил большой интерес к их приключениям, гораздо больший, замечает (и, по-видимому, справедливо) Сансеверино, чем если бы он сам в них участвовал.
– Я разбил свои сапоги и в клочья изорвал одежду, но полагаю, что это был счастливый день для сеньоры Беатриче и что сеньор Лодовико подарит ей замок Кузаго, – отчитался Галеаццо перед Изабеллой д’Эсте.
(И оказался настоящим пророком).
– Мне иногда кажется, что этот мессир Галеаццо – герцог Миланский, потому что он может делать то, что хочет, и получает всё, что попросит и пожелает, – в свой черёд, доложил Джакомо Тротти герцогу Феррары.
Осыпав Галеаццо почестями и наградами, Моро в качестве последней и высшей чести даровал ему руку своей внебрачной дочери Бьянки Джованны Сфорца. Однако, на мой взгляд, Моро зря так доверял этому красавчику, с которым Беатриче целыми днями носилась верхом по охотничьему парку в Павии. Хотя внешне это были классические отношения между дамой и рыцарем, и сам Галеаццо всегда заявлял о своём вечном и абсолютном служении Беатриче, между тем он пользовался привилегией свободного доступа в герцогские апартаменты и однажды упомянул в письме к маркизе:
