Принц и Нищий. Перевод Алексея Козлова - страница 17

– Молчите, сэр, в ваших словах скрыта измена! Вы забыли приказ короля? Помните, что я, послушай такое, поневоле становлюсь соучастником преступления!

Сент-Джон побледнел и поспешил возразить:

– Я виноват, признаюсь! Не предавай меня, друг мой, даруй мне эту милость, будь любезен, и я больше не вспомню об этом. Пойдите мне навстречу, сэр, иначе я – труп!

– Я доволен, милорд! Если ты не будешь множить на всех углах эти отвратительные байки, будем считать, что ты молчал и ничего не сказано! Но ты обязан забыть о своих фобиях! Он сын моей сестры! Разве его голос, его лицо, его осанка не знакомые мне с колыбели? Безумие может вселить в человека не только странные, противоречивые черты, какие вы видите в нем, но и многое другое. Вы не помните разве, как старый барон Марли, сойдя с ума, забыл вид своего собственного лица? А ведь он не расставался со своей физиономией в течение шестидесяти лет, и меж тем счёл, что оно теперь – чужое, нет, он даже стал утверждать, что был сыном Марии Магдалины, и что его голова была сделана из испанского стекла, и, к сожалению, он щадил никого, кто осмеливался прикоснуться к нему, потому что по его мнению любая небрежная рука могла разбить его. Успокой свои страхи, милорд! Это тот самый принц, я его знаю, как облупленного, и он скоро будет твоим королём! Имей это в виду и больше опирайся на факты, а не на дворовые сплетни.

В продолжении всего их разговора Сент-Джон как заведённый клял свою ошибку, а также неоднократно повторял, что теперь он раскумекал, где правда, а где ложь, и потому теперь у него нет никаких оснований для каких-либо сомнений. Наконец лорд Хертфорд проводил своего товарища, и сел, чтобы побыть в одиночестве. Вскоре и он так глубоко погрузился в размышления, что стал беспокоиться и, чем больше думал, тем больше беспокойство росло. Забывшись, он стал вышагивать по комнате, бормоча:

– Чушь! Он точно принц! Осмелится ли кто-нибудь на всей земле утверждать, что в разных семействах с разной кровью могут появиться столь удивительно схожие младенцы? И даже если бы такое произошло, совершенно невозможно, чтобы один из них очутился на месте другого! Нет, это безумие, глупость, просто глупость!

И добавил:

– Будь он самозванцем, он называл бы себя принцем, что естественно и разумно. Но жил ли когда-либо самозванец, который, будучи признанным людьми принцем, постоянно находясь подле короля, будучи принцем при дворе, стал бы при каких-либо обстоятельствах отрицать своё королевское происхождение и публично умолял бы отпустить его на все четыре стороны вместо того, чтобы когтями и зубами вцепиться в знаки королевского величия? Нет! Клянусь душой святого Свистина, это невозможно! Нет и ещё раз нет! Это настоящий принц, просто свихнувшийся!

Чуть позже полудня Том вынужден был смиренно испытывать иезуитскую пытку облачения к ужину. Его одели точно так же, как и раньше, но все детали костюма были другими – от шляпы до чулок. Потом целая армия прислуги доставила его в просторный и богато украшенную залу, где уже был установлен стол. Мебель была перегружена золотом, украшена рисунками, которые были почти бесценны, это были работы Бенвенутто. Комната была наполовину заполнилась благородными слугами. Капеллан бойко отбарабанил неизвестную Тому благодарственную молитву, и голодный, как собака, Том уже собирался вонзить клыки в пищу, как граф Беркли отвлёк его и стал колдовать над его шеей, застёгивая на ней крахмальную салфетку. Это был официальный «Генеральный Застёгивальщик Королевских Салфеток На Шею Его Высочеству Принцу Уэльскому» и его высокопоставленная семейка вот уже несколько столетий весьма прибыльно кормилась этим дельцем. Там присутствовал и Главный Королевский Виночерпий, добрейший из смертных, приятельски отметавший всякие попытки Тома самому нацедить себе винца в стаканчик. Там же был Верховный Дегустатор Его Высочества Принца Уэльского, готовый по требованию короля испытать на себе любое подозрительное блюдо, рискуя при этом быть отравленным. В это время он уже был только декоративным придатком процедуры и редко призывался к исполнению своей основной функции, но были времена, когда в течение многих поколений это была очень опасная профессия, и порой мало кто претендовал на эту отравленную вакансию, постоянно пребывавшую свободной. Честно говоря, довольно странно, почему для таких нужд не привлекали какого-нибудь пса с его нюхом или алхимика с его чутьём и мензурками, но на самом деле все привычки и нравы королевской власти очень странны. Милорд д'Арси, Первый Камергер Палаты, тоже крутился здесь целый день, а зачем – бог знает, спроси его, зачем он здесь, он и сам не сказал бы, зачем, но он был, а значит – в этом был какой-то смысл! Там, прямо за стулом Тома, внимательно надзирая за торжествами, стоял Лорд Дворецкий Батлер, цепной пёс королевского Ритуала, под командой которого Лорд Главный Слуга и Лорд Главный Повар стояли плечом к плечу, вытянувшись по швам – один высокий и тощий, как скелет, а другой низенький и толстый, как старая пивная бочка. У Тома было триста восемьдесят четыре слуги, больше, чем было блох у его соседа в иной жизни, но они не все были в этой комнате, тут было не больше четверти из них, остальные были на посылках, и Том даже не знал об их существовании.