И тут стал соображать, в чем беда.
Нет, описание никуда не делось. Оно было на месте и тоже изменилось мало. Но пока до него доберешься, надо одолеть страниц шестьдесят о предках принца Хампердинка и как его род взошел на флоринский трон, и еще какая-то свадьба, и такой-то отпрыск зачал вот этого, и тот потом еще на ком-то женился, и затем я открыл третью главу, «Жениховство», а там сплошь история Гульдена да как Гульден добился своего положения в мире. Я листал и понимал все отчетливее: Моргенштерн писал вовсе не детскую книжку; он писал сатирическую историю своей страны и упадка монархии в западной цивилизации.
А папа читал мне только приключения – интересные куски. На серьезное он попросту плюнул.
Часа в два ночи я позвонил Хираму на Мартас-Винъярд. Хирам Хайдн[33] лет десять был моим редактором, с самого «Солдата под дождем»[34], и мы многое вместе пережили, но в два часа ночи еще никто никому не звонил. Я знаю, что по сей день он так и не понял, отчего нельзя было подождать, скажем, до завтрака.
– Ты точно здоров, Билл? – все твердил он.
– Эй, Хирам, – сказал я, внимательно прослушав гудков шесть. – Слушай, у вас сразу после Первой мировой выходила книжка. Может, я ее сокращу и мы переиздадим?
– Ты точно здоров, Билл?
– Как бык, абсолютно, понимаешь, я оставлю только интересные куски. Где получатся дыры в повествовании, я напишу такие связки, а интересные куски не трону. Ну как?
– Билл, тут два часа ночи. Ты что, еще в Калифорнии?
Я прикинулся, будто удивлен до смерти. А то он решит, что я конченый псих.
– Прости, Хирам. Господи боже, что я за идиот; в Беверли-Хиллз одиннадцать вечера. Но ты, может, все-таки спросишь мистера Джовановича?
– Что, сейчас?
– Завтра, послезавтра, не к спеху.
– Да я его о чем угодно спрошу, но я не совсем уловил, чего же ты хочешь. Ты точно здоров, Билл?
– Я завтра буду в Нью-Йорке. Звякну и все расскажу, ага?
– Сможешь вписаться в рабочий день?
Я рассмеялся, мы распрощались, и я позвонил Зигу в Калифорнию. Эвартс Зиглер лет восемь был моим киноагентом. Подогнал мне контракт на «Буча Кэссиди». Зига я тоже разбудил.
– Слышь, Зиг, договоришься, чтоб я отложил «Степфордских жен»? Тут на меня еще кое-что свалилось.
– Ты по контракту должен уже начать; на сколько отложить?
– Точно не знаю; я раньше ничего не сокращал. Что они сделают, как думаешь?
– Я думаю, если отложить надолго, они пригрозят судом, а ты в итоге потеряешь работу.
В общем, так и вышло; они пригрозили судом, а я почти потерял работу и не приобрел друзей в «индустрии» (так мы в шоу-бизнесе зовем кино).
Но я сократил «Принцессу-невесту», и она перед вами. Только «интересные куски».
Зачем я за это взялся?
Хелен перла танком – все добивалась, чтоб я нашел ответ. Считала, что это важно, – ей знать не обязательно, а вот мне нужно.
– А то ты совсем с резьбы слетел, мальчик мой Уилли, – сказала она. – Сильно меня напугал.
Так зачем же?
В самокопаниях я дуб дубом. Пишу импульсивно. Это по ощущению правильно, то звучит нехорошо – в таком духе. Не умею анализировать – во всяком случае, свои поступки.
Я знаю вот что: я не жду, что эта книжка изменит чью-то жизнь, как она изменила мою.
Но возьмем заглавие – «настоящая любовь и необычайные приключения»; некогда я в это верил. Ждал, что по такому пути пойдет моя жизнь. Молился. Не случилось, как видите, но я вообще не верю, что в мире остались необычайные приключения. Нынче никто не обнажает шпагу с криком: «Здрасте. Меня звать Иньиго Монтойя. Вы убили моего отца; пришла ваша смерть!»
