– Решили проверить, действительно ли я болею? – беззлобно спросила она, провожая гостя на кухню, но мужчина обиженно надулся.
– Решил навестить больную, – сумрачно ответил он и поставил на стол маленькую коробку с тортом.
– Не сердитесь, – улыбнулась Ева, доставая чашки. – Будете пить чай?
– Если позволите, я сам его сделаю, – отозвался Саваоф Теодорович, принимая из рук Евы чайник. – Как никак, Вы у нас пострадавшая.
Девушка села за стол, устало положив голову на руки, и наблюдала за тем, как мужчина заваривает чай.
– Я прошу прощения, что всё так обернулось, – сказал он после длительного молчания, когда они уже ели торт.
– Ничего страшного, – ответила Ева, с трудом проглатывая кусок. Она всем сердцем верила, что торт был вкусный, но сейчас даже самые любимые вещи казались ей пресными. – Это я виновата, что пошла за Вами в метель. Как… Ада?
– Всё в порядке, – заверил её Саваоф Теодорович, отрезая себе ещё один кусочек. – Знаете, я так испугался, когда нашёл Вас в снегу. Долго не мог нащупать пульс.
– Значит, хорошо, что всё обошлось, – просто заметила Ева, отодвигая тарелку. – Простите, Саваоф Теодорович, я уверена, что торт вкусный, просто сейчас есть не могу.
Мужчина усмехнулся, но настаивать не стал и убрал всю посуду, оставшуюся после чаепития. Тут он залез в свой портфель, достал маленький чёрный проигрыватель и, нажав на кнопку, протянул руку облокотившейся на стену Еве. Та вопросительно подняла брови.
– Позвольте пригласить Вас на танец, – широко улыбнулся он.
– При всём уважении, Саваоф Теодорович, у меня кружится голова…
Однако мужчина её не слушал, с силой потянул на себя, и Ева вдруг оказалась в его объятиях. Тут зазвучала приятная неспешная музыка, и они закружились по кухне в медленном вальсе.
Сначала Еве было плохо. Она судорожно вцепилась в пиджак Саваофа Теодоровича, боясь потерять и без того хрупкое равновесие, и постоянно что-то бормотала про своё плохое самочувствие, но мужчина, казалось, вовсе её не слышал. Постепенно она вошла в ритм, почувствовала музыку и стала двигаться уже более уверенно, по крайней мере, перестала сжимать ткань его пиджака в пальцах. Саваоф Теодорович, заметив это, самодовольно улыбнулся, но промолчал и только продолжил вести Еву в медленном танце. Тут мелодия сменилась на более быструю, пара закружилась скорее, и вдруг Ева узнала в музыке свой любимый вальс.
– Это же вальс «Метель»! – воскликнула она и залилась тонким серебряным смехом. Саваоф Теодорович улыбнулся одним уголком губ, но снова ничего не ответил, а только продолжил кружить девушку в стремительном танце. Всё вокруг смазалось от быстрого темпа, и Ева окончательно забыла про свою болезнь, полностью отдавшись вальсу. Да, она любила танцевать.
Прозвучали последние ноты, музыка стихла, и Ева, уставшая, но довольная, обессиленно облокотилась на спинку стула. Саваоф Теодорович, казалось, совсем не запыхался, в отличие от сидящей напротив тяжело дышащей девушки, которая, прикрыв глаза, пыталась остановить головокружение.
– Вам нужно отдохнуть, – сказал наконец он, поднимаясь. Саваоф Теодорович выглянул в окно, хмуро оглядывая внутренний двор и окна противоположного дома. Внизу практически никого не было, и лёгкий ветер тихо шелестел полумокрыми ветками, словно перебирал струны на невидимой арфе. Снова заморосил дождь, и холодный воздух предсмертным дыханием зимы влетел в открытую форточку, поднял белую прозрачную занавеску и хлопнул открытой дверью. Ева поёжилась.
