Рамон поглядел на неё дико и даже испуганно, поскольку никогда она с ним прежде не общалась, – Да тебе-то что? – спросил он неприязненно, – Неизвестно, кто там кого совращает.
– Ага! Ещё один конь без копыт! А то бы давно уж лягнул свою растрёпанную кобылу!
– Тебя человеческой этике общения не обучали что ли? – окончательно опешил Рамон. Он даже не разозлился, что его уподобили коню, а Лору кобыле. Он такого не умел!
Впоследствии драка, всё же, состоялась, но позорная для Отелло. Судя по подавленности Грязнова и взгляда свысока со стороны Венда, победа осталась за поглотителем кофейного суррогата на пару с матрёшкой.
Но матрёшка и сама безудержно устремилась слиться со встречным импульсом могучего посланца из Космоэкспо. Платье до той самой границы, где начинаются трусы, поднимал весенний ветер из открытой панели кафетерия, когда она вставала из-за столика и устало облизывала щебечущие губы. Наконец смолкала, и очарованный будущий странник Вселенной – космодесантник Рудольф Венд вдруг вспоминал о том, что связан любовными клятвами верности совсем не с длинноволосой сиреной, а с другой, томящейся где-то за пределами кафетерия.
Хотя и открытый ради тёплого времени всем ветрам кафетерий был пропитан густым духом потного молодняка, причудливо смешанным с ванильным запахом сдобной выпечки, бутербродов с рыбой, зелёным луком и прочей нехитрой закуской для вечно голодных студентов. Но тяга к мимолётной интрижке это вам не романтика, она зарождается, где ни попадя.
Ксения кляла свою игру в конспирологию, она таила от сокурсников их давнее знакомство. Лора, вдруг ярко засветившаяся своей, откуда ни возьмись, неотразимостью, не подозревала о том, что у Ксении с любителем истории давняя связь-любовь. Ксения коварно выпытывала у неё подробности, веря в его игры понарошку. А тем временем шальная птица Соловей-разбойник преобразилась в осанистую Птицу Сирин. Она мотала волосами-перьями, смеялась и щурилась в тайной экстатической приподнятости над всеми живущими, имея какие-то свои гарантии грядущего и несомненного счастья.
Звёздным Персеем, обзывался небольшой молодёжный бар с экспериментальным интерьером, дающим иллюзию бескрайней внеземной среды обитания. Там и обретались в свободные вечерние часы будущие завоеватели просторов Вселенной, но в настоящем курсанты Космической Академии. Там-то любитель релаксации и сажал Птицу Сирин к себе на колени. Черешню сменили вишни, любимые Лорой. Он кормил её вишней, суя ягоды в грешный разинутый клювик. Остальные недоеденные ягоды высыпали в куль и тащили в мамину постель, чтобы жрать их там.
Ксения как мазохист, стеная, представляла, как он кладёт сдвоенные ягоды ей на живот, на ложбинку между грудей, на лобок «гиперборейской» скромницы и ловит их губами, спускаясь всё ниже, выплёвывая косточки в белейшие мамины простыни…
И ведь вездесущая мама Карин – женщина архаично-традиционная, так их и не словила! В отличие от Ксении, которую ловила постоянно, укоряя в утрате достоинства девушки.
– Что означает достоинство девушки в вашем понимании»? – спрашивала Ксения, дразня укоряющую живую реликвию – носительницу музейного кодекса женской чести.
– Кому я должна это объяснять? Уж не тебе ли?
– Такое чувство, что вы из машины времени вывалились. Ещё из Домостроя процитируйте,
– Я ваш русский фольклор не изучала. Не мой профиль. Твой папа в том знаток.
