Он закрыл окна шторами и включил свет во всей квартире. При свете ему было не так страшно. Начал методично, метр за метром, обыскивать комнаты. Проверил все шкафы на кухне, даже из банок муку и сахар высыпал на пол и, ничего не обнаружив, перешел в комнату. Эта комната у него отняла много времени: старуха зачем-то хранила неисчислимое количество коробочек и ящиков, и ему пришлось все их пересмотреть, соблюдая полнейшую тишину. Он боялся, что в притихшем на ночь доме услышат его возню.
Оставалась еще комната, где лежала мертвая старуха. Он начал осмотр, уже заметно нервничая, потому что время неумолимо бежало, а еще до наступления рассвета он должен был уйти из этой квартиры. Ничего по-прежнему он обнаружить не смог и вдруг подумал, что надо проверить матрац. Тот, который под старухой. Взял матрац за два конца, морщась, как при зубной боли, от одного только вида покойницы, и с силой рванул его на себя. Старушка оказалась совсем не тяжелой и в мгновение соскользнула с матраца на панцирную скрипучую сетку.
Он не ошибся. Все свое богатство старуха прикрывала собственным телом. Денег в матраце было не так уж много, зато оказалась пухлая пачка облигаций. Он знал, что все эти облигации просрочены, и оставил их, даже не притронувшись к ним.
Сухонькое старушечье тело лежало, скрюченное, на кровати. Он скользнул по нему взглядом и опять сморщился.
– Ты! – крикнули ему. – Послушай!
– А?! – в испуге закричал он.
– Послушай!
Он открыл наконец глаза. Над ним склонилась Вика.
– Что случилось, Олег?
Козлов ошалело осмотрелся. Он лежал на кровати в своей квартире, а перед ним стояла Вика. Она, наверное, так и вскочила, как была, неодетая, чтобы включить свет, и теперь прикрывалась простыней.
Лицо у Козлова было такое серое, будто его испачкали пеплом.
– О черт, – прохрипел он. – Не могу так больше!
Из его глаз катились слезы, но он этого не замечал.
Солнце заглядывало в окно. От яркого света Козлов щурился. Может быть, и не щурился вовсе, а хмурился – как знать. Вика деловито заваривала кофе. За все утро она не произнесла ни слова.
– Прости, я напугал тебя, наверное, – осторожно сказал Козлов.
Вика с шумом поставила чашки на стол, разлила в них кофе.
– Ты хотя бы можешь мне объяснить, что происходит? – Это были ее первые слова за утро.
– Я не знаю. Честное слово, не знаю. Я плохо сплю.
– Кошмары мучают?
– Да.
– И что тебе снится?
Козлов зябко повел плечами, потому что даже воспоминания о кошмарах были для него ужасны.
– Я не хочу говорить об этом.
– А я бы послушала, – заинтересовалась Вика.
– Я все время кого-то убиваю.
– Каждую ночь?
– Не каждую. Не часто. Но это повторялось уже несколько раз.
– И что ты видишь? Кровь?
– Да.
Козлова опять передернуло.
– Ты выпускаешь свою агрессивность таким образом, – предположила Вика.
– Ты так думаешь?
– Да. Ты по природе, наверное, очень агрессивен…
– Никогда такого за собой не замечал.
– И тем не менее. Агрессия там, внутри тебя. Очень глубоко, ты и сам о ней не знаешь, наверное. Вот так живешь и думаешь, что ангел и мухи обидеть не способен, и вдруг откуда-то из глубины…
– Не надо, – попросил Козлов.
Вика взглянула на него и замолчала.
– Я бы на твоем месте пошла к врачу, – сказала она после паузы.
– К какому врачу?
– К психиатру.
– Да ты что! – вскинулся Козлов. – Я, по-твоему, псих?
– Ну зачем же так сразу – псих? – пожала плечами Вика. – Понимаешь, у тебя разлад в душе. Что-то тебя тревожит. И кто тебе поможет, если не специалист?
