– Гражданин комиссар, – сказал Алексей, – дайте мне наган.
Мартынов повернулся. Внимательно посмотрел на Климова. Молча протянул ему наган, насыпал в ладонь золотистую кучку патронов.
От здания МЧК в сторону Сокольников отъехал грузовик с вооруженными бойцами отряда особого назначения.
Кончилась Москва. Остался позади трамвайный круг. Началась Сокольническая роща. Мартынов приказал остановить машину.
– Данилов, останься. Будешь ждать опергруппу.
– Товарищ Мартынов…
– Выполняй приказ.
Машина пошла дальше. И остался Ваня Данилов один у края рощи.
Темень. Глушь. Ветер шумит в деревьях.
Он вынул наган, взвел курок и сунул руку с оружием за пазуху.
– Где? – Голос Мартынова спокоен, словно в гости едет к приятным людям.
– Начальник, ты обещал…
– Не скули, не тронем.
– Сейчас поворот будет, а там вторая дача от края.
– Стой! Егоров, – повернулся Мартынов к шоферу, – останешься с этим. Мы с Козловым пойдем. Вы тоже можете остаться, гражданин Климов.
– Я пойду с вами.
Мартынов помолчал. И сказал тихо:
– Согласен.
Они шли след в след по заснеженной просеке. Вот и дача.
– Ну, пойдем, благословясь. Я первый, Козлов за мной, вы, Климов, за окнами смотрите, если с нами что, постарайтесь задержать их, опергруппа с минуты на минуту приедет.
Мартынов поднялся на крыльцо и толкнул дверь. Она поддалась. Они с Козловым вошли на террасу.
Еще одна дверь, распахнута настежь.
Темнота дома таила неожиданную опасность. Мартынов шагнул в темную прихожую.
Климов стоял за деревом, внимательно вслушиваясь в тишину.
Где-то недалеко заурчал мотор автомобиля. Голос его ближе и ближе. На просеку ворвался грузовик. Люди с винтовками окружали дачу.
Горела лампа в столовой, ходили по комнатам чекисты. Никого. Ушел Собан.
В окна здания на Малой Лубянке пришел рассвет. Залил тусклым светом комнату, растворил желтизну электрической лампы.
– Сколько же один человек наврать может, немыслимое дело! – Мартынов встал из-за стола, подошел к печке, приложил ладони к темному кафелю. – Слушай, – продолжал он, – ты раз правду скажи, тебе же легче будет.
Арестованный сидел у стола, вжавшись в спинку огромного резного стула, затравленно глядел на Козлова и Данилова, устроившихся на диване.
– Поехали по порядку. – Мартынов подошел к нему, сел на край стола: – Имя?
– Ну, Петр.
– Отца как звали?
– Ну, Евсей.
– Ты что, извозчик – ну да ну. Говори толком. Петр Евсеевич. А фамилия?
– Бухин.
– Значит, Петр Евсеевич Бухин. И в машину ты попал случайно, ни в кого не стрелял?
Мартынов перегнулся через стол, достал из ящика маузер арестованного.
– Твой?
– А я откуда знаю?
– Ты же не дурак, вот показания разоружившего тебя военрука Климова. Сколько в нем патронов должно быть?
– Ну, десять.
– Так. – Мартынов вынул обойму, вытряхнул на стол шесть патронов.
– Теперь гляди. Видишь, патроны у тебя редкие. Пули в никелированной оболочке.
– Ну.
– А вот пуля из убитого милиционера на Патриарших, медиками извлечена. – Мартынов бросил на стол деформированный никелированный кусок металла. – А теперь… – он вскочил со стола, схватил арестованного за руку, – смотри.
На правой руке был выколот синий меч и имя: Степан.
– Так что, Степа, дальше нукать будем?
– Не докажешь… не докажешь, – заголосил арестованный.
– А чего мне тебе доказывать. Сам грамотный, декрет читал. Был взят с оружием в руках…
– Скажу я, что знаю, скажу… Только не стреляй ты меня… Я ж молодой совсем, двадцать лет… Жизни не видел…
