Что изменилось за эту неделю? Я не знаю, но меня это отношение бесит. Я же тоже человек, а не просто кукла на ходулях.
— Что?
Смотрит так, что я кипеть начинаю. За кого он меня принимает.
— Вам это, случайно, корона голову не давит?
— Похоже, прошлый урок уважения ты не усвоила, маленький глупый воробей.
— Я не воробей! У меня имя есть. Вообще-то, я Даша!
— На колени встань, Даша и попроси прощения.
Глаза Крутого темнеют, а на лице ни одной эмоции, кроме холода.
Я проявила неуважение к тому, кто этого не выносит. Снова. Меня же предупреждали так с ним не разговаривать, но что-то внутри дико протестует. Я не могу играть, когда Крутой ко мне, как к суке обращается.
— По-моему, это вы с прошлого раза не усвоили, с кем и как разговариваете. Я не встану перед вами на колени. Никогда!
Выпаливаю, раздается глухой щелчок и я застываю. В руке Крутого открывается нож-бабочка. Острое, как бритва лезвие переливается в грубой ладони.
Ну вот зачем я это ляпнула, а? Язык мой — враг мой, сто процентов.
Сглатываю, шлюпка уплыла, а я осталась. С ним. Наедине.
С опасным бандитом, его ножом и моим бешено колотящимся сердцем.
Моя первая здравая мысль — бежать, что я и пытаюсь сделать, вот только попытка неудачная. Крутой догоняет меня просто за секунду, и я оказываюсь вжата им в стену, точно мотылек.
— Куда?
— Мне домой пора. Извините за те слова. Вырвалось. Снова.
Лепечу и вижу, как Савелий Романович медленно прикладывает нож к моей шее. Прямо к артерии. Острое лезвие впивается в кожу. Боже, он же мне сейчас горло перережет, и дальше пойдет по своим делам!
Поднимаю на него глаза, мгновенно бросает в дрожь и панику, немеют пальцы на руках.
— Пожалуйста, не надо…
Дрожу, уже представляя, как Крутой вывозит меня куда-то в лес в мешке, но боли нет. И я почти не дышу, боюсь дернутся.
— За базаром следи, когда со взрослыми разговариваешь, усекла?
— Да.
Киваю, на этот раз урок усвоен. Он меня чуть не убил, понятнее некуда.
Щелчок, Крутой убрал нож в карман брюк, а я сразу ладонь к шее прикладываю. Думаю, там сейчас кровищи будет, но нет. Нет пореза, нет даже царапины. Савелий Романович прикладывал к моей шее не острую сторону ножа. Он меня просто проучил, и это было стремно, не то слово.
— Вы ко всем женщинам так относитесь?
Смелею. Кажется, адреналин притупил чувство страха и с Крутым рядом всегда так. То вверх, то вниз со всей дури, и без страховки.
— Как так?
— Как к товару какому-то, вещи, которую можно вот так в угол загнать или подарить. Например, как ту несчастную девушку, которую вы сегодня подарили Барону.
— Не говори того, чего не знаешь. Эта дрянь получила по заслугам.
Крутой так близко, еще миг и ставит руку выше моей головы, наклоняется, отчего я сильнее вжимаюсь в стену.
Я в ловушке, в чертовой западне. Договорилась снова. Язык мой — враг мой.
— Чтобы она не сделала, никто не заслуживает быть подарком!
— Тебе ее жаль?
Басит, и при этом одним движением смело притягивает меня к себе, взяв большой рукой за талию.
Я же вся просто трепещу. Вот это я попала. Мы здесь одни, и даже если я орать начну, никто и головы не повернет.
— Да, мне ее жаль.
— То ты дерзкая, то жалостливая. Кто ты на самом деле, воробей?
Его ладонь опаляет до мяса, Крутой смотрит мне в глаза, а я в омутах его холодных утопаю.
Мы здесь одни, Савелий Романович может тупо свернуть мне шею как цыпленку и пойти дальше. Он способен на такое, хотя по правде, к этому момент я еще не понимала всех масштабов его личности.
