— Несчастная сиротка! — не унимается Брандо, но он мне кажется проще в отличие от того же Фари, который молча сидит ближе всех к Крутому. Он похож на шакала или на верного пса главаря. Черная тихая Гиена.
— Кто тебя подослал, дите?
Этот вопрос Крутого вводит в оцепенение, но я ни единым движением не выдаю страха. Спокойная, уверенная в себе, тогда как внутри трепещет каждая клетка.
Вижу, как Савелий Романович поднимается и опирается сильными руками о стол. Такого допроса у меня в жизни еще не было. И правду сказать нельзя. И врать как бы… тоже.
— Никто.
— Сева, да ее там чуть по асфальту не размазало! Сам видел, еще секунда — задавил бы, как жука.
Защищает меня Соловей. На удивление, даже не ожидаю от него.
— Я спешила домой. Замоталась. Был туман, я просто не увидела вашу машину. Я не хотела такого ущерба, мне жаль. Честно.
Мысленно скрещиваю пальчики. Ну же, ну, поверьте мне! Пожалуйста-пожалуйста!
Внутри ураган какой-то, а еще так сильно живот напрягаю, аж дышать больно. Как будто там щит каменный. У меня всегда так, когда пытаюсь защититься. От них, и особенно: от Крутого.
— Она тебе гонит, брат. Лапшу вешает, на ходу сочиняет.
Басит Фари и отпивает виски, а я уже ни живая ни мертвая стою и не знаю, что будет.
Если они меня на лжи поймают — мне конец. Мне точно не жить уже будет, и басня про лес мне уже не кажется просто страшилкой.
- Уважаемые, хорош паранойю толкать. Глаза откройте и посмотрите на девочку: кто бы ее подослал, да еще и такую? Документы видели, восемнадцать лет по паспорту исполнилось две недели назад. Вчерашнее дите. Отвалите от ребенка, шакалы.
Спокойно говорит Ганс, не отрываясь от работы. Это первые его слова с момента входа в клуб. Кажется, он немногословен. Этот блондин создает впечатление единственного уравновешенного здесь человека, и даже сейчас не смотрит на меня, а что-то быстро считает на калькуляторе. Сосредоточен, собран, тихий очкарик — он точно финансист или бухгалтер.
— Гоша — остынь. Не перерабатывай, тебе вредно.
Брандо, и кажется это мой последний шанс.
— У меня нет таких больших денег. Я не смогу вам вернуть долг.
— И что же с тобой делать?
Крутой стряхивает пепел с сигареты в стеклянную пепельницу, стоящую на белоснежной скатерти, а я на руки его крупные смотрю. Грубые, большие ладони. Невольно представляю, как бы смотрелись эти руки на мне. Стоп! Даша, приди в себя. Наверное, от страха такие мысли. Они пугают меня, как и Он.
— Простить.
Лепечу, надеясь на чудо. Облизываю сухие губы, дышать стало совсем сложно. Боже, хоть бы не упасть.
— Почка.
Кажется, я ослышалась, но нет.
— Что?
— Почку свою продай, раз нет сбережений. Вернешь долг.
Спокойно басит Крутой, точно мы тут о макаронах разговариваем.
— Да она хилая! Глянь на нее, перевод продукта! Романович, лучше мне ее отдай!
Возникает Брандо, а я губу прикусываю. Они делят меня, как барашка на рынке. И не вздумай перед ними плакать, дурочка, это их только развеселит!
— Я не буду продавать свою почку!
— Значит, будешь отрабатывать — Крутой выдыхает седой дым, а я крепче сжимаю листик с этими ноликами в руке.
— Саня — займись, наконец, делом, а не трепом — набери Королю. Пусть это заберет, оформит на панель. Он мне должен сильно.
Это обо мне. Даже по имени не зовет. Боже.
— Нет, стойте! Я… я могу быть полезной! Отработаю, могу быть официанткой или помогать на кухне!
