Призрачная империя - страница 16

Мы переглянулись с матерью, но не обмолвились и словом. Я наконец-то дождался, когда отец и Андрей уйдут из дома, – их присутствие вгоняло в меланхолию. Постоянно казалось, что, будь их воля, они посадили бы меня на цепь и потешались, каждый раз тыкая, как нашкодившего котенка, что я не такой, другой, отличный от них. Но разве это порок, проклятие Бога, если не похож на других, кто замаливал свои грехи, стоя на коленях перед иконами, вторя слова молитвы и сжигая свечи, пламя которых никогда не сможет очистить душу от тьмы, вцепившейся изуродованными культями в самое сердце, вырывая окровавленные куски плоти?

Я не стал спрашивать разрешения у матери удалиться с кухни. Молча взял свою тарелку, поставил на печь, чтобы мать потом смогла помыть посуду после обеда. Тарелок и ложек у нас было строго по количеству членов семьи, поэтому если не мыть сразу, то кому-то пришлось бы голодать или доедать остатки после того, как отобедают остальные. Мать никого не подпускала к мытью посуды, боясь, что кто-то может разбить ее, – только сестры подносили стеклянные емкости, чтобы хоть как-то помочь по хозяйству, несмотря на свой двухлетний возраст.

Я почти что бегом влетел в свою комнату, захлопнул дверь и забрался с ногами на кровать, достав из-за пазухи рубашки черную книжку, которую всучил перед уходом из церкви отец Константин. Это не было на него похоже – зачастую молчаливый, с надменным взглядом и алчным блеском в глазах, слуга Бога никогда не обращал на меня внимания, предпочитая игнорировать дитя, которому становилось плохо в церкви, лишь бы тот не мешал довести службу до конца.

Я сжал черную тонкую книгу в руках и почувствовал какой-то трепет в душе, который не испытывал даже перед сном, когда мать приходила рассказать сказку. Каждую ночь она продолжала сказ на том месте, где остановилась вчера, чем вызывала еще больше радости, а я каждый раз умолял Бога, чтобы завтра пришло как можно быстрее, чтобы узнать продолжение.

Но сейчас не было радости, ожидания – будто кто-то скребся по нутру и пытался вырваться наружу, предстать перед миром и показать себя. Сосчитав до трех, я резко распахнул книгу, но ничего не увидел – лишь белые листы, которых было порядка сорока. Яростно пролистав каждый, чуть ли не взвыл от недовольства и замахнулся, чтобы отшвырнуть ненужный груз в угол комнаты, но острые основания царапнули кожу и окропили белоснежные полотна кровью. Я выронил книгу на кровать, но пара капель алой жидкости успела попасть на страницу, где начали проявляться рисунки и слова на неизвестном языке, и существо, изображенное там, я узнал сразу.

Упырь – создание худощавое, безволосое, с выступающими суставами. Кожа чудовища – бледно-голубая или зеленоватая. Пальцы на руках длинные, оснащены когтями с трупным ядом. Глазные резцы удлинены по отношению к остальным зубам.

Тела этих существ начинают разлагаться с момента обращения, и первыми страдают внутренние органы. Несмотря на цельный облик, от упырей исходит стойкий запах гниения. Со временем нечисть иссыхает, исчезают губы и веки.

Вера в упырей связана с представлениями о существовании двух видов покойников: тех, чья душа после смерти нашла упокоение на «том свете», и тех, кто продолжает свое посмертное существование на границе двух миров. Считалось, что упырями становятся люди, бывшие при жизни оборотнями, колдунами, или же те, кто был отлучен от церкви и предан анафеме (еретик, богоотступник, некоторые преступники, например маньяки). Также упырем мог стать погибший насильственной смертью, совершивший самоубийство, некрещеный младенец, подвергшийся нападению упыря или даже поевший мясо животного, на которое напал упырь.