Билевич служил в секретной части, в батальоне особого назначения, БОНе. В гарнизоне таких как он не слишком любили – за более высокую зарплату и кажущиеся тепличными условия службы, называли молчу-молчу и ни о чем не спрашивали, потому что они все равно не отвечали. Жизнь под подпиской о неразглашении имеет свои прелести. И особенности. Сказанное слово неизбежно отзовется, где-то, когда-то, поэтому лучше помолчать.
Этим летом Антон тоже поступал в академию, в ту же самую, что и Серж. Но у молчунов там был свой факультет, который назывался несколько завуалированно и отвлеченно – ПРИС. Подготовка руководящего инженерного состава. В столице они пересекались всего пару раз, но то, что оба поступили и через короткое время уедут отсюда, может быть, навсегда – эти обстоятельства их, безусловно, сближали.
– Знал бы, что такая беда случится, переоделся бы, – сказал с сожалением Антон. – Не люблю в форме по злачным местам ходить.
– По злачным и не нужно, – согласился Серж. И тут же выдвинул контраргумент: – Но мы-то идем в Офицерское кафе, которое находится в Доме офицеров! Чуешь, как звучит? Ощущаешь, гордость в груди от этих слов?
Антон фыркнул в ответ. Имелась у него такая привычка, отфыркиваться и отдуваться, выражая презрение или несогласие.
– Да уж… Гордость и предубеждение. А ты сам-то зачем в ГДО плывешь? Тоже пивка решил попить?
– Корабли и капитаны, вроде меня, не плавают, а ходят. Пивка я, кстати, уже слегка того, употребил. Нет, на самом деле, мне нужно кое-кого встретить, одного старого друга. А где его найти, не знаю. Вот и решил с центра начать поиски. А где у нас центр общественной жизни? Правильно, там, где пиво наливают…
– Мне кажется, это явная натяжка. Кстати, хорошо, что тебя встретил, может, просветишь… Что там у вас произошло сегодня, на КП? А то слухи разные ходят…
– Молчу-молчу! Ну, ты понимаешь…
– Что, так серьезно?
– В общем, да.
– Что же дальше будет? Во что выльется?
– Черт его знает, – Серж пожал плечами. – Может быть, расстреляют не всех, а каждого второго, или даже только третьего…
– По законам военного времени?
– Точно так.
– Ух ты! Ну и дела…
Притихшие, они подошли к вождю на высоком постаменте. Бронзово-зеленый, он сжимал в руках картуз и смотрел вдаль – где-то там окопалось предсказанное им светлое будущее и все никак не желало переходить в наступление. Вождь грустил из-за этих обстоятельств, и даже немного злился – все же они портили его реноме. Взгляд его был суров и сосредоточен, а на тех, кто копошился у его ног, он внимания не обращал. Те, которые внизу, платили ему той же монетой. Обойдя памятник, как течение обтекает камень, с двух сторон, они вступили под высокий монументальный портик с колоннами. Преодолев совместными усилиями сопротивление мощной пружины, открыли трехметровую дубовую входную дверь и, проскользнув в нее, оказались в фойе Дома офицеров.
Свет внутри был приглушен, по случаю понедельника танцев и других массовых культурных мероприятий не намечалось. Пахнуло затхлой влажностью плохо отапливаемых в зимний период казенных помещений, этот дух, возникнув, не исчезал никогда. Налево от входа, лишь подняться на пару мраморных ступенек, за стеклянными дверьми располагалось то самое фойе с колоннами и зеркальным шаром под потолком, про которое Серж сегодня уже вспоминал. Эти двери оказались закрытыми, и за стеклами царила тьма. А вот справа дверь под вывеской "Офицерское кафе", как всегда, была распахнута, за ней сиял свет и раздавался какой-то гул, словом, ощущалась жизнь. Кислый пивной запах вытекал из двери густыми волнами, точно смоляной вар из бочки.
