Ну, и ещё, конечно, остаться здесь мне помогли деньги и связи деда. Впрочем, если бы не он, то я бы вовсе не попала сюда. При этом я не испытывала и капли благодарности к нему. И не считала это чем-то постыдным.
Во-первых, потому, что впервые увидела его в шестнадцать лет.
Я знала, что мама из древнего аристократического рода. Да и частица «эф» в фамилии об этом прямо говорила, потому что у обычных людей её в имени никогда не было. Но мама, кажется, не особенно-то гордилась этим фактом, потому что покупатели небольшого городка, в котором мы жили, знали её как просто Гвендолин Кроксен. Насколько я знала, она взяла девичью фамилию матери и просто немного изменила её.
А, во-вторых, дед помог мне поступить в академию вовсе не по доброте душевной. Он заключил со мной магическую сделку. Довольно невыгодную для меня. Правда, это я поняла далеко не сразу. Хотя мама изначально была против того, чтобы я даже просто говорила с ним.
– Этот старый лис хитёр, как демон, и легко обведёт тебя вокруг пальца, – сказала она тогда. – Так что ни за что не соглашайся ни на что. Каким бы выгодным и заманчивым на первый взгляд тебе ни показалось его предложение.
Но я тогда не придала особого значения её словам, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. Всё, чего я хотела: это поскорее поговорить с ним с глазу на глаз. И вовсе не потому, что во мне внезапно проснулись родственные чувства.
О нет.
Просто он предложил мне то, о чём я давно мечтала. Но при этом у него было небольшое условие, которое он и хотел обсудить со мной наедине.
Маме его слова сразу не понравились. Она вообще не была в восторге от его визита, обращаясь к нему исключительно на «вы». Так что я далеко не сразу поняла, кто он вообще такой. Хотя мама стала странно себя вести сразу же, как только я сказала:
– Какой странный герб.
– Какой герб? – переспросила она, не отвлекаясь от инвентаризации остатков зелий.
– На чёрной с позолотой карете старого господина, который идёт к нам в лавку. Кажется, сегодня у нас будет хорошая выручка.
Тогда я ещё не знала, что некоторые богачи гораздо скупее бедняков.
– И что же необычного в его гербе?
Мне показалось, что голос мамы прозвучал немного напряжённо, но я не придала этому особого значения.
– Птица с человеческой рукой, держащей саблю над головой.
Но мама ничего ответить не успела, потому что в следующее мгновение дверь открылась и в лавку вошёл тот самый знатный господин. Он был стар, высок и худ, словно жердь. Он зачем-то держал в руке трость, хотя я, наблюдая за ним в окно, не заметила и намёка на хромоту. Но больше всего меня поразили его перчатки.
В такую-то жару!
И этим всем он довольно сильно выделялся. Буквально всё в нём кричало о том, что он нездешний, чужой. Но при этом что-то неуловимое роднило его с моей матерью. И это была вовсе не внешность. Всё дело в том, что мама тоже заметно выделялась, несмотря на то, что одевалась так же, как и все. Но было что-то такое в её походке, в посадке головы, умении держаться и том, как она говорила, что отличало её от остальных.
Впрочем, если помнить про ту самую частицу «эф» в фамилии, то всё вставало на свои места.
Правда, тогда я и подумать не могла, что этот знатный господин окажется моим дедом. В конце концов, аристократы в клиентах у матери не были редкостью. Правда, чаще они присылали слуг или просили, чтобы мама приехала к ним сама. Второе она очень не любила и редко соглашалась даже за большие деньги. Да и зельевару совсем необязательно видеть пациента. Правда, иногда это позволяло скорректировать лечение, потому что, как оказалось, далеко не все лекари и врачи правильно ставили диагноз. И в таком случае, конечно, даже от самого лучшего зелья толку не было. Чаще оно даже могло навредить.
