– Подозреваю, что если базово нет неприязненной реакции на внешность, энергетику, запах человека, то да. Хотя есть впечатления, что у них эти рецепторы в принципе атрофированы и отбиты годами занятий спортом. Знаешь, как на них тренеры кричат? – я вздрагиваю и шаги забываю, когда слышу. Судя по тому, что происходит на площадке – они думают о механике движения, его точности и читаемости для судей, о работе на зрителя, ориентации в пространстве и направлениях. Второй человек в паре – скорее, инструмент для создания целостного образа. В латине они хотя бы взглядами и некоторыми прикосновениями коммуницируют. В стандарте – партнерша завернула голову в потолок и понятия не имеет, что вокруг происходит. Паша любит шутить, что после любого турнира партнерша помнит только музыку и лампочки подсветки, потому что она вообще не должна смотреть на площадку.
– Серьезно? У тебя получается?
– Да нет, конечно же. Я кручу головой, все пытаюсь контролировать. Когда в вариации есть моменты, что мне нужно вести – делаю это со всей дурной силой.
– Понятно, мы же альфы.
– Да, что создает трудности в ряде моментов танца.
– Вот-вот. Я давно хотела тебя спросить, как для тебя в эмоциональном плане, что тобой, такой заслуженной, признанной в профессии и, прости за уточнение, взрослой дамой – на сколько ты его старше? – командует какой-то мальчик?
– Ох, Лена, у нас дважды отягчающие обстоятельства. Конечно, я его старше, почти в два раза. И это была бааальшая тема для раздумий.
– Я помню, у тебя почти вся первая книга про это. Про нее мы тоже поговорим. Но продолжай, мне интересно.
– Я договаривалась с собой постепенно. Во-первых, смотрела, как он объясняет: от общего к деталям, сразу дает попробовать, поправляет незамедлительно, заставляет повторять, но не до одури. Во-вторых, наблюдала, как реагирует на ошибки. И это было очень терпеливо, без раздражения, с убежденностью, что все получится. С учетом того, сколько я тогда весила и в каком общем состоянии находилось мое тело – думаю, ему было непросто транслировать убежденность в моем прогрессе и наших танцевальных перспективах. В-третьих, он открыто делился, что занимается с шести лет, преподает третий год, какие у него были клиентки. Я тут же подсчитала, что его опыт в танце немаленький. Через несколько уроков пришла к выводу, что у человека есть педагогический талант. Наш, он, понимаешь, из помогаторов, только пока на пути осознания, как с этим жить и что делать с таким нелегким даром. Поэтому вопрос о том, кто главный на площадке – снялся сам собой.
– Ты сказала, что дважды отягчающие обстоятельства.
– Ага. Представляешь, он мой студент. До этого, лет семь назад, был у меня в группе в колледже.
– Офигеть!
– Мы любим шутить по этому поводу. Паше очень нравится принимать у меня зачет по какой-то вариации или фигуре. Смешно так важничает, оценки ставит. И на пересдачи приглашает. Любимая его фраза: «Ну, вижу, старались. Зачтено. Если хотите оценку «отлично», приходите завтра в 9.00».
– А в колледже вы как встретились? И как вообще выяснили, что знакомы?
– Да я его не помню почти. У него был пик танцевальной карьеры. Поэтому появился пару раз на лекциях, на соревнования пропал на месяц, потом вернулся – спал в основном на задней парте во время занятий. Зачет как-то сдал и исчез.
– Он узнал тебя, когда вы год назад встретились?
– Когда мы это обсуждали – говорит, что сразу узнал.
