Читать онлайн Юзеф Чапский - Про/чтение



* * *

© Józef Czapski (successors), 1989

© А. Г. Векшина, перевод, 2024

© Н. А. Теплов, оформление, 2024

© Издательство Ивана Лимбаха, 2024

* * *

Переводчик выражает благодарность профессору Петру Мицнеру за неоценимую помощь в работе над книгой, а также благодарит резиденцию Дома творчества «Переделкино», во время которой был переведен фрагмент настоящей книги.


Об авторе

Юзеф Чапский (1896–1993) – польский художник, писатель; узник советских лагерей в 1939–1941 годы (Старобельск, Павлищев Бор, Грязовец); солдат армии Андерса. Один из 395 выживших из почти 22 000 польских подданных (военнопленных и гражданских), убитых в 1940 году по приказу властей СССР. До конца жизни прилагал усилия для того, чтобы мир узнал правду о Катынском преступлении.

Сын Юзефы Леопольдины, графини фон Тун-Гогенштейн, австрийки, и графа Ежи Гуттен-Чапского, поляка, Юзеф Чапский родился 2 апреля 1896 года в Праге, в Тун-Гогенштейнском дворце (ул. Нерудова, 20), а через два дня его крестили в церкви Святого Николая. Детство провел на польских землях Российской империи, в родовом имении в Прилуках (в нескольких километрах от Минска), учился рисованию и игре на фортепиано.

В 1903 году умерла его мать. С 1912 по 1916 год Чапский жил в Санкт-Петербурге, где учился в 12-й гимназии и на юридическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета. В 1916 году вступил в Пажеский корпус и окончил его в звании прапорщика. Антивоенный манифест Ромена Роллана «Au dessus de la mêlée» («Над схваткой») положил начало пацифистским взглядам Чапского, увлекавшегося также творчеством Льва Толстого. В 1917 году в Петрограде Чапский стал свидетелем Февральской революции. В июле его призвали в польскую армию, в 1-й Креховецкий уланский полк.

В 1918 году в Бобруйске под влиянием пацифистских идей Чапский покинул армию и в октябре того же года поступил в Академию художеств в Варшаве, но уже в ноябре возобновил сотрудничество с Польскими вооруженными силами. Ему было поручено найти пятерых польских офицеров, взятых в советский плен. Чапский отправился в Петроград. Через несколько месяцев поисков он обнаружил, что офицеры были расстреляны. Во время второго своего пребывания в Петрограде Чапский познакомился с Дмитрием Мережковским, его женой Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Философовым. Под их влиянием он отверг философию пацифизма. В 1919 году вернулся в Варшаву, год спустя участвовал в Советско-польской войне. Получил звание младшего лейтенанта, был награжден Серебряным крестом ордена Virtuti Military. В это время семья Чапских лишилась усадьбы в Прилуках, ее превратили в колхоз. В конце 1920 года Чапский поселился в Кракове с сестрой Марией. В феврале 1921 года поступил в краковскую Академию художеств, где учился, в частности, у Владислава Яроцкого, Войцеха Вейса и Юзефа Панкевича. В 1923 году вместе с ровесниками-студентами основал группу «Парижский комитет» (КП, от польск. Komitet Paryski), получившую известность как каписты, или колористы. В 1924 году студенты уехали в Париж.

В 1930 году группа впервые выставила свои работы в Париже, в Галери Зак на площади Сен-Жермен-де-Пре. В июле того же года в Польше, в имении сестры Юзефа Карлы и ее мужа Генриха Пшевлоцкого в Мордах, умер отец, Ежи Чапский. В 1934–1939 годах художник жил в Варшаве и Юзефуве под Варшавой, бывал в Париже. Работал в варшавском Институте пропаганды искусства.

Во время Всемирной выставки в Париже в 1937 году получил бронзовую медаль за картину «Вечер», написанную в 1936 году. Картина «Голубятня» (1938) была показана в 1939 году в Польском павильоне на Всемирной выставке в Нью-Йорке.

В первый же день Второй мировой войны Чапский был призван в армию. 27 сентября взят в плен и заключен в советский лагерь в Старобельске, затем переведен в Грязовец, где читал товарищам по заключению лекции о французской литературе (в том числе о Марселе Прусте) и живописи.

После освобождения из лагеря 3 сентября 1941 года вступил в ряды формировавшихся в на территории СССР Польских вооруженных сил (будущей армии Андерса). В начале 1942 года был назначен полномочным представителем генерала Владислава Андерса по вопросам поиска польских военнопленных в советских лагерях. Объехав несколько городов, посетив Управление ГУЛАГа и Лубянку, представил доклад о пропавших без вести в СССР польских военнопленных. (Их судьба до 1943 года оставалась неизвестной.) В должности начальника Отдела пропаганды и информации вместе с армией Андерса проделал путь через Ирак, Палестину, Сирию, Ливан и Египет в Италию. Как солдат армии Андерса, переживший советские лагеря и винивший Сталина и Берию в Катынском преступлении, после войны Чапский не мог вернуться в коммунистическую Польшу.

В 1946 году в Риме при поддержке военного фонда было создано издательство «Литературный институт». В июне 1947 года оно выпустило первый номер журнала «Культура». Идея создания журнала принадлежала Густаву Герлингу-Грудзиньскому, а главным редактором стал Ежи Гедройц. Вместе с сестрой Марией и редакцией «Культуры» (Ежи Гедройцем, Зофьей и Зигмунтом Герц) Чапский поселился в штаб-квартире «Литературного института» в Мезон-Лаффите под Парижем. С этого времени и до 1957 года Чапский полностью посвятил себя работе над журналом и издательством. Только в 1949 году он впервые после войны показал свои работы на выставке в Париже, которую организовал для него Даниэль Галеви, лучший друг Эдгара Дега. В 1950 году Чапский путешествовал по Северной Америке. В Нью-Йорке прочел цикл лекций о Катынском преступлении, собирал средства на издание «Культуры». В Берлине по приглашению Джеймса Бернхэма вместе с Ежи Гедройцем принял участие в учредительной конференции Конгресса за свободу культуры. В 1952 году давал показания перед комиссией Мэддена по делу о польских военнопленных, содержавшихся в советских лагерях. В 1954 году благодаря поддержке, в частности, маркиза Жиля де Буажелена, его жены Иоланты, урожденной Ванькович, и других французских аристократов и дипломатов «Литературный институт» приобрел дом на улице Пуасси, 91, на границе Мезон-Лаффита и Ле Мениль-ле-Руа. В нем разместились редакция «Культуры» и «Литературный институт», а также квартира Юзефа Чапского, его сестры Марии, Ежи Гедройца и его брата Хенрика, Зофьи и Зигмунта Герц. Сегодня там находится архив «Литературного института». В 1955 году Чапский путешествовал по Южной Америке – Бразилии, Уругваю, Аргентине, Венесуэле. Встретился с писателем Витольдом Гомбровичем, со своим братом Станиславом и его семьей. В 1970 году благодаря Жанне Эрш он познакомился с молодой студенткой Мюриэль Ганнебен, которая увлеклась его живописью и начала работу над монографией о его творчестве (Werner-Gagnebin M. Czapski. La main et l'espace, 1974. – Чапский. Кисть и пространство, 1974).

В 1975 году Главное управление надзора над прессой, публикациями и зрелищами опубликовало список авторов, запрещенных в коммунистической Польской Народной Республике. В него вошли также Юзеф Чапский и Мария Чапская. В 1975 году автор «На бесчеловечной земле» познакомился с Рихардом Эшлиманном, который был так впечатлен его картинами, что начал выплачивать ему стипендию и стал его персональным арт-дилером. Полотна Чапского выставлялись на продажу и входили в коллекции в Швейцарии. В 1981 году умерла Мария Чапская. В 1985 году Чапский был приглашен к участию в Парижской биеннале (Biennale de Paris, Grande Halle de La Villette).

12 января 1993 года Юзеф Чапский скончался в своей комнате в доме «Литературного института» и был похоронен на местном кладбище. К столетию со дня его рождения ЮНЕСКО объявило 1996 год Годом Юзефа Чапского.

В 2016 году в Кракове открылся «Павильон Юзефа Чапского» – филиал Национального музея, где реконструирована комната художника и представлены его работы. Во дворце Попелей в Курозвенках находится постоянная экспозиция картин Юзефа Чапского.

Эльжбета Скочек,

директор Фестиваля Юзефа Чапского

Про/чтение

Пути

О Норвиде

Вчера я встретил англичанина. Он прибыл из Лондона на самолете: Алжир, Каир, снова Алжир, Неаполь и наше м[есто] р[асквартирования]. Он признался мне робко, что везет с собой сокровище и что возит его с собой повсюду – толстый том избранных стихотворений Норвида. Как только наши войска прибыли в Англию, он начал учить польский. Говорит неуверенно, с ошибками, но многие стихотворения Норвида цитирует наизусть. Уверяет меня, что ни один великий польский поэт не может так заинтересовать, так тронуть современного англичанина, как Норвид, построить такие мосты и тоннели между великой польской литературой и Англией. Он, англичанин, яростно спорит с предубеждением о «темном» стиле Норвида, жалуется мне, что, несмотря на все усилия установить постоянные контакты с поляками, не нашел в Лондоне ни одной страницы норвидовской прозы, кроме переписанных от руки нескольких абзацев из «Черных и белых цветов»[1].

Я сам вожу с собой дюжину стихотворений Норвида в присланных мне письмах через две цензуры из Польши под Вологду и два тома его писем (издание Пшесмыцкого, 1937 г.), которые получил там же, в Грязовце под Вологдой, от друга из Львова в 1940 году. Они путешествуют со мной через Иран, Ирак, Палестину и Египет[2], и подозреваю, что во всех этих странах я был единственным обладателем такого сокровища.

Я осознал, какая редкость эти книги, если в огромном Лондоне нельзя найти ни страницы норвидовской прозы; подумал о тысячах наших уничтоженных библиотек, и неизвестно еще, что будет с теми, что уцелели в стране, жители которой – с возмущением пишет «Krakauer Zeitung»[3] – «ведут себя так, словно Польша существует». Уже не раз в истории гибло культурное достояние, целиком уничтожались гениальные литературные произведения, от которых потом доходили до нас лишь искореженные фрагменты, недостоверные списки. Норвид, совсем недавно и лишь частично открытый, может снова оказаться для нас утрачен.

* * *

Говорят, первые ученики Франциска Ассизского, нищие безграмотные монахи, в годы гражданских войн, вражеских набегов и разрушений прилежно и богобоязненно собирали то, что оставалось от книг, даже обрывки страниц, на которых было несколько предложений, потому что из букв на этих страницах можно было составить слово ИИСУС. Карпатские уланы на линии фронта из разбомбленного дома далеко в горах спасли старые французские журналы с дагеротипами, иллюстрирующими смерть Шопена и восстание шестьдесят третьего года.

Подобно им и мы с той же с нежной заботой должны собирать по миру осколки нашего наследия, собирать обрывки литературы и поэзии нашей, потому что из них можно составить слово ПОЛЬША. Нужно спасать что можно и не закапывать сокровища, а пусть и неумело, по-варварски – без библиотек, почти без материалов, но показывать их, комментировать и делиться ими друг с другом.

Я хотел бы иногда в «Орле»[4], между политическими и военными новостями, давать под заголовком «Тропы» цитаты, литературные отрывки, рассказывать анекдоты из жизни людей уже ушедших, которые я слышал еще в живой традиции. Я хотел бы писать о том же Норвиде, публиковать его письма и стихотворения, чтобы помочь преодолеть недоверие и доказать хоть кому-то, что читать его нужно.