Про Максима и Гелю, или Счастлив по принуждению - страница 27

«Вот, – говорила она, – обрати внимание на то, как стоят другие девочки», – говорила она Геле и рукой указывала на рядом стоящих девочек.

Геля повернула голову, чтобы лицезреть, как стоят другие, но увидав ее суровое лицо, по которому стекали капли крупного пота от усилий встать в верную позицию, ноги девочек вдруг, совершенно неожиданно, приобрели такой же кавалерийский изгиб, как и у Гели.

«В чем дело?!» – от возмущения выдала тощая балерина, и посмотрела на всех стоящих у станка.

Максим не выдержал, и, закрыв рукой рот, прыснул от смеха. Мгновенная карма в виде оплеухи от Гели успокоила его.

«Не смей смеяться над этими неумехами в храме искусств», – сказала Геля Максиму и показала взглядом на других девочек.

«Спасибо, Гелечка, но дальше я сама», – сказала преподаватель.

«Так, – захлопала в ладоши наследница знатной фамилии. – Теперь пробуем встать во вторую позицию». И она продемонстрировала ее всем присутствующим».

«Обратите внимание на меня, – широкая стойка, ноги врозь, носки наружу».

И дети повторили за ней. Вторая позиция удалась даже Геле. И детям не пришлось изображать кавалеристов. В этой позиции они поделали наклоны, немного размяв связки и мышцы тела. Из этой позиции ребят попросили положить одну ногу на станок и сделать к ней изящные наклоны. Геле никак не удавалось поднять ногу даже на половину от необходимой высоты. И ей на помощь пришел Максим. Услужливо он присел, и положил ее голень себе на плечо, с тем, чтобы потом встать, и попытаться переложить ногу на перилу станка. Но когда он только попытался встать, газы, скопившиеся у Гели в кишечнике, незамедлительно покинули его. Мне кажется, что даже фашисты были более гуманны в применении химического оружия, по сравнению с тем, что испытал Максим, невольно вдохнув вырвавшийся из Гели воздух. Очнулся он спустя каких-то минут семь или восемь, и увидел склонившуюся над собой встревоженную преподавательницу.

«Ничего, ничего, – запричитал Максим в попытке успокоить худую балерину, – со мной иногда такое бывает. Давайте продолжим урок», – предложил он, вставая на ноги.

Но учительница решила, что для первого раза обмороков достаточно. И на этом закончила урок, сообщив, что следующее занятие будет послезавтра.

По дороге домой, Геле казалось, что она не идет, а летит. В ее душе, и во всем теле была такая легкость.

«Еще бы, – думал про себя Максим, – мало того, что я по ее милости был сколько в отключке, так я еще и все ее вещи тащу на себе после тренировки.

И вообще, – продолжал думать про себя Максим, – мало ли что эти сумасшедшие балерины могли со мной сделать, пока я был без сознания. Кто их знает? Может это пришельцы. И они запустили мне через ноздри прямо в мозг инопланетного червя, который уже присосался к моему мозгу и управляет моим сознанием. А как еще объяснить мою нездоровую тягу к балету. Ведь я испытываю к нему тягу?» – спросил Максим сам у себя.

Но Геля не замечала его расстроенного вида. Она спешила домой, чтобы рассказать маме с папой о своих первых успехах.

А в это время, в учительской балетной школы рыдала бывшая, несостоявшаяся прима Мариинского театра, Ольга Васильевна, – полная тёзка своей знаменитой бабки. Директор школы, импозантный человек, и пианистка Августина Олеговна успокаивали ее, как могли.

«Милочка, – ласково говорили они ей. – Помилуйте, отчего так убиваться?»

«Да как же не убиваться, Карл Францевич, – обратила она свои речи к директору балетной школы. – Разве же я думала, когда училась у лучших педагогов мира о том, что буду учить танцевать малую копию Титаника? Вы ведь знаете наше положение, Карл Францевич? У нас на носу отчетный концерт. На котором мы должны показать высокое искусство. Иначе вы же сами знаете, что будет. Нас попросту закроют».