Страна героев примечает,
В Кремле на праздник награждает.
У нас не цех, доска почета,
Коллеги высшего полета,
У всех медали, ордена,
Вручили им за их дела.
Спасибо Богу я сказал,
За то, что в этот цех попал,
У всех коллег я на виду,
Свой коллектив не подведу.
К Арбатской поезд подкатил,
К дверям я быстро поспешил,
Мне по проулкам пять минут,
На проходной я тут как тут.
А на работе есть рутина,
Моя кормилица-машина,
Я с ней при встрече обнимаюсь,
Иду домой и с ней прощаюсь.
Печатаю сегодня в радость,
Труд Ильича, такая гадость,
Все на вьетнамском языке,
Приходит к ним он в каждом сне.
Абрамыч, вижу, суетится,
Ему в конторе не сидится,
Опять задумал он крамолу,
Мне, интересно, иль другому?
Я сделал вид, не замечаю,
Сижу, задание изучаю,
А глаз косит в его сторонку,
Да, видно мерзкую душонку.
Внутри, как видно, все кипит,
Разряд мой он мне не простит,
Ошибки будет собирать,
Начальству кляузы писать.
Сосед, коллега, мне кричит:
«Опять копает мерзкий сыч,
Я думаю, что он дождется,
К врачу пойти ему придется».
«Да ладно, – говорю соседу, –
Ему к врачу, так к логопеду,
Чтоб букву «Р» он пригасил,
Рычит Абрамыч, нет уж сил».
Сосед смеется во весь рот:
«В семье же должен быть урод,
Иначе скучно будет жить,
Мы станем без него тужить».
В стране у нас всегда прогресс,
У нас в печати свой процесс,
Семьсот листов, как на приемке,
Я вижу образ комсомолки.
Грудь, как всегда, колени бьет,
Идет, как будто сталь кует,
Абрамыч карандашик точит,
Он кляузы все время строчит.
Я сделал вид, не замечаю,
С приемки лист жду и снимаю,
Смотрю на оттиск, на марашки,
Строчит Абрамыч по бумажке.
Вся типография в огне,
Она опять пришла ко мне,
Глазами мило улыбнулась,
И вновь чуть носом не споткнулась.
Абрамыч со всех ног спешит,
Под руку взял её, дрожит:
«Споткнулись вы, могли упасть,
Нам не нужна хромая власть».
Она: «Спасибо, кавалер,
Вы им в цеху всем как пример,
Не то, что эта молодежь,
Не дай Бог рядом упадешь».
Абрамыч взгляд свой ей на грудь,
Глаза не может отвернуть,
Достоинством своим трясет,
Абрамыч вот-вот упадет.
И кто кого ведет, не знаю,
Куда идут, я не гадаю,
Абрамыч ей, как доброволец,
Один в цеху не комсомолец.
Ко мне та пара подошла:
«Ну, здравствуй, я к тебе пришла,
С ухабами была дорога», –
И матернулась, так, для слога.
Я ей послал тогда в карьер:
«У вас Абрамыч кавалер,
Он вас на руки может взять,
И крепко-накрепко обнять.
Вы посмотрите, каков парень,
Не руки, а булыжник, камень,
Он вас поднимет, как пушинку,
Проложит в отчий дом тропинку.
Ваш он завидит силуэт,
В цеху рождается дуэт,
Абрамыч голосом сопрано,
Поет, как форте, так и пьяно.
Где вам такого еще взять,
Наш цех готов его отдать,
Да, не простая вы затея,
Наш цех ждет скромная потеря.
Но мы все стройными рядами,
Абрамыч, как всегда, за нами,
Любую стену он пройдет,
Любовь свою он в вас найдет».
Абрамыч тут при всех расплылся,
В лице своем переменился,
А взглядом сверлит её грудь,
Дыханье сперло, не вздохнуть.
От слов моих он озарился,
Улыбкой на лице умылся,
Готов он здесь пуститься в пляс,
Абрамыч – цеховой паяц.
Коллеги все мои смеются,
В цеху аплодисменты льются,
Абрамыч знатный карьерист,
Для нас сегодня он артист.
Грудь комсомолки напоказ
Ввела Абрамыча в экстаз,
Не может взять запретный плод,
От нас он вдохновенье ждет.
Тут комсомолка разошлась:
«Я, что вам моды здесь показ,
Или туземка погремушка,
Я лидер здесь, а не игрушка.
Меня должны вы уважать,
Встречать и чинно провожать,
Вести со мною разговоры,
Платить партийные поборы.
