Про то, как враг народов войну выигрывал - страница 12



И этот беспрецедентно преступный в истории всех войн приказ начали применять к действию еще с того самого августа 1941-го года, попросту тогда его, официально повсюду вывешенного в войсках, нигде пока нисколько уж вовсе не наблюдалось.

Однако во всех инструкциях для армейского начальства данный приказ был оформлен в те самые безапелляционные, не терпящие никаких возражений рамки ничем не сгибаемой воли вождя, да и было оно, кстати, с этим самым лозунгом всецело досконально вполне ознакомлено.

И есть ведь тому более чем яркий пример из книги военного корреспондента «Красной Звезды» Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».

«Знаете приказ: «Ни шагу назад»? Вот молотит немец по сотням людей, а стоит отвести их за обратный скат высоты, и люди будут в безопасности, и тактического проигрыша никакого, и техника сохранится. Но вот есть приказ: «Ни шагу назад» – и держат под огнем и губят технику, губят людей.

– Вот-вот, совершенно верно, – сказал Бова, – в сорок первом году двух полковников к нам в армию из Москвы прислали проверить этот самый приказ «Ни шагу назад». А машины у них не было, а мы за трое суток от Гомеля на двести километров драпанули. Я полковников взял к себе в полуторку, чтобы их немцы не захватили, а они трясутся в кузове и меня просят: «Дайте нам материалы по внедрению приказа „Ни шагу назад“… Отчетность, ничего не поделаешь».


26

Отчетность во всем, подотчетность и явное вприсядку заискивающее перед всяким высоким начальством мучительно вкрадчивое низкопоклонное очковтирательство…

И главное тут было именно в том, чтобы все, значится, шло по единому плану и буквально безо всяких излишних задержек.

Ну и скольких человеческих жизней те бумажки, где-то в тыловой тиши бездумно и многослойно составленные, нашей тогда еще всецело общей отчизне… на самом-то деле, поистине стоили?

Бумажные планы били по рядам наших солдат явно сколь и впрямь значительно похлеще вражеских пуль.

И как это, собственно, вообще могло восприниматься многомиллионными массами в серых шинелях?

А солдат между тем и близко никак не дурак, а потому дело ясное – все-то он себе на ус враз мотает, и, кстати, более чем закономерные выводы он уж, поверьте, всенепременно еще всегда, собственно, сделать сумеет.


27

Вполне естественно, что тот повседневно им наблюдаемый дикий кавардак поначалу действует на него крайне угнетающе, ну а затем и впрямь беззастенчиво разлагающе!

Кавардака никакого не было, все о нем праздные разговоры – сущие происки ярых врагов развитого социализма?!

Да нет уж, именно ему и было суждено всецело стать самой неотъемлемой частью всего-то как есть большевистского краснознаменного бытия, и был он, кстати, именно таков, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Вот он, тому до чего и впрямь яркий пример из рассказа Владимира Тендрякова «Донна Анна».

«Это было началом нашего отступления. До Волги, до Сталинграда…

Я видел переправу через Дон: горящие под берегом автомашины, занесенные приклады, оскаленные небритые физиономии, ожесточенный мат, выстрелы, падающие в мутную воду трупы и раненые, лежащие на носилках, забытые всеми, никого не зовущие, не стонущие, обреченно молчаливые. Раненые люди молчали, а раненые лошади кричали жуткими, истеричными, почти женскими голосами.

Я видел на той стороне Дона полковников без полков в замызганных солдатских гимнастерках, в рваных ботинках с обмотками, видел майоров и капитанов в одних кальсонах. Возле нас какое-то время толкался молодец и вовсе в чем мать родила. Из жалости ему дали старую плащ-палатку. Он хватал за рукав наше начальство, со слезами уверял, что является личным адъютантом генерала Косматенко, умолял связаться со штабом армии. Никто из наших не имел представления ни о генерале Косматенко, ни о том, где сейчас штаб армии».