Проба времени. 1941 год - страница 4



– Ты много видел меня без одежды?

– Да, много раз.

– А помнишь шрамы на ноге?

– Ну да, у тебя на левой ноге очень большой шрам…

– Это было одним из его наказаний. За что? За это что опоздал на 4 минуты на урок верховой езды. Папа хотел идеального сына, а вышло то, что вышло. Бестолковый мешок костей. Не надо было забирать меня из коммуналки… Так странно: такие близкие чужие люди и такой далёкий близкий человек.

– Прости, друг. Я ничего этого не видел и не мог догадаться. Твой папа казался идеальным. Значит, он играл любовь к тебе только когда мы приходили?

– В нем как будто уживаются два человека. Для меня он совсем другой, чем для других, – сказал Миша, нервно играя часами с треснувшим стеклом. – На кой черт он дал мне их?! Отцовское чувство в нём что ли проснулось? И, что? Он сейчас начнёт мне подарки дарить? Ха! Я от него ничего уже не хочу. Пусть лишь оставит меня в покое. Сколько лет я был для него никем, а я, как каждый ребёнок, хотел только внимания от него. Мои друзья могли нормально с отцами проводить время, а что получил я? Может, эти убийственные тренировки и были нашим совместным проведением времени? А сейчас, он подарил мне эти дурацкие часы. Спасибо! Вернул мне подарок, который я сам ему подарил на день рождения. Час назад они упали с тумбочки, и я почувствовал, что что-то случилось. Обошел целый дом и сад. И знаешь что? Кроме звука сирен и самолетов ничего не слышал. Зачем мне его часы? Неужели решил помириться со мной? Так не я это войну начинал. Пусть разбирается в себе.

– Зачем ты так про отца?.. Война… Что-то много ее стало в наших разговорах. Может быть, ты подумал о войне из-за нашего разговора? – усомнился Александр, глядя на припаркованную машину и калитку в заборе.

– Нет. То, что мы обсуждали сегодня, это обычная тема на моей работе. Я там каждый день слышу одно и то же. Я уже привык к этому.

– Миша, мы живем в 800 километрах от границы. Может, начались какие-то учения?

– Если бы были, то я или Федор узнали бы об этом первыми.

В этот же момент опять послышался отдалённый звук сирены. Далеко в небе показались самолёты. Глаза Антошевского наполнились тревогой. Он смотрел на своего друга, как будто бы их обоих вели на расстрел.

– Ты испугался? Не бойся. Ты прошёл уже не одну войну. Похоже, началась очередная, – сказал Миша без каких-либо эмоций.

– Не может этого быть, – Саша неожиданно обмяк.

– Ну же, товарищ полковник, взбодритесь. Это ты у нас герой: два «Красных знамени» и один орден Ленина. Тебе полагается командовать нами, а нам – подчиняться. Или ты полагаешься на Макса?

– Ты не понимаешь. Я сейчас… Я другой… Я не смогу. Во время гражданской я сражался против отца. Будучи из дворян, я бился против монархистов, за власть свободных людей. Мне было нечего терять, а в таком положении легко быть храбрым. Но сейчас я имею сына, он проходит этап взросления. Я не хочу его оставить одного в этом мире. Надо ему обо всём рассказывать, отвечать на вопросы.

– Во-первых, Борис никогда не останется один. Мы – друзья, и твой сын – не просто человек с улицы для меня. Боря для меня, как родной. Не забывай что, ты сам мне его передал, когда уезжал в Испанию. Я был для него, как второй отец, он мне доверяет. Крепись, Саша. Сейчас не время для слабости. Мы же кадровые военные и даем пример всем окружающим. Поедем в военкомат на машине Максима. Я изучил дорогу, пока ехали сюда. Спросим, что происходит, и если…– Михаил вздыхает и продолжает. – И если это война, то надо отправить семьи как можно дальше. Их надо эвакуировать из больших городов. Фашисты всегда бомбят крупные города. Пошли.