– О, у нее и портреты прекрасные, психологический портрет, кажется. Это кто?
– Николай, Коля Ветров. Она написала его таким, каким он был лет десять назад и каким хочет его видеть. Комплиментарно изобразила, не точь-в-точь, хотя он исправно позировал. Он чуть не расплакался, когда увидел. Потом ее хотел запечатлеть с натуры. Она категорически отказалась. Тогда он – по памяти. Ему не запретишь. Идите сюда, посмотрим.
Антон повел Аненкова в лабиринт стендов, в самый дальний темный угол. Разглядеть картину в нем было непросто.
– Милена сказала, что тут она слишком похожа, чувствует на портрете голой и запретила выставлять. Потом они с Реставратором посоветовались и разрешили, то без своего имени. Назвали «Светлая печаль». Коля – удивительный тонкий мастер. Никогда не догадаешься, что без натуры писал, даже без фото, по памяти.
– Антон, мы можем эту картину снять на время, поднести к свету и рассмотреть?
– Конечно! – Антон снял картину и перенес ближе к окну
– Шикарно написано, видно, что Николай писал с любовью. Деликатно. Красивая ваша Милена. Очень интересно. А ты не знаешь, что еще она пишет? Море пишет?
– Пишет, – удивился Антон, откуда вы знаете?
– Предположил. Такие женщины пишут море, я убежден. Коля Ветров, похоже, гений и Милену любит. Отвечает она ему, нет?
– Сергей Львович, ну и вопросы у вас. Ну лечит Милена Колю своими шаманскими методами от алкогольной зависимости. А вы с какой целью интересуетесь? Не советую думать больше, чем о профессиональной дружбе с ней. Иначе Реставратор уничтожит.
– А что уже есть пострадавшие?
– Не знаю. Она повода не дает, вообще мало с кем общается. Только по работе, и то редко.
– Николая лечит, значит, за что —то ценит.
– Ну, Коля наш гений. Я в этом убежден. Посмотрите на его живопись. Правда, видно, что писал не очень трезвый, вам не кажется?
– Пожалуй, ты прав. Вот тут, на этом куске, он работал в полную мощь, видимо, трезвый, а вот тут – кое-как, кривенько, небрежно мазал «на отвали». Можно было бы считать это задумкой, но выглядит уже недоделкой, системы в этом нет.
– Но посмотрите, насколько это не мешает абсолютно управлять цветом и колоритом! Это же праздник! Ну на рисунок «положил», упрощает, конечно. Но рука настолько поставлена, что никогда не пропьешь. Утверждает, что писать надо пьяным, а поправлять трезвым.
Антон показал Сергею Львовичу к небольшому портрету в классических барочных тонах на темном теплом фоне и спросил:
– Кто автор?
Этикетки не висело.
– Рембрандт, и без охраны. – Львович обмер, глядя на произведение, которое облагородило бы любой музей.
– Он же, Николай Витальевич Ветров. Заслуженный художник, кстати. Это его старая работа. Мне о нем известно от дочери его, Ники, она тоже у нас работает и тоже пытается его из болезни вытаскивать. Ника говорит, что папаша в женщинах запутался, мол, в этом беда. Попробуй такого выдержи! Приходит в мастерские часов в пять и орет: «Трубы зовут, трубы горят, будет пожар». Потом через полчаса и опять объявление басом Шаляпина: «Трубы горят, будет пожар». Самые пугливые разбредаются и стараются впредь приходить на работу пораньше. Иногда он просто работает, любит когда тихо. А если он потом пьет, то Ника идет его скручивать. Поговаривают, что она его бьет. Слаб человек.
Львович промолчал, рассказывать «научному сыну» о своем печальном коротком алкогольном опыте не стал.
