Пробуждение холода - страница 5

Лорд еще раз осмотрел комнату, задержал взгляд на камине, который не приметил сразу, настолько он был непривычно узким, и задумался. Странная внешность, незнакомая маленькая комната, потерянные воспоминания о прошедших днях – всё это явно как-то связано. Но как? Он посмотрел на свои бледные ладони, словно в них скрывался ответ, и недовольно поморщился, внезапно ощутив, что в комнате очень душно.

Гараил прошел к окну, отдернул прозрачную занавеску и распахнул створку. В комнату ворвался приятный освежающий воздух. Освежающий? Лорд внимательно посмотрел на снег, лежащий на внешнем подоконнике, положил на него руку. Прохладный. Не покалывающий холодный, как это ощущалось всегда, а… нежный? Странная ассоциация. Как замерзшая вода может быть нежной? Если только… нет, это невозможно. Ему весной будет сорок лет, откуда бы взяться стихии?

Хотя… стихией хорошо обосновывались перемены во внешности. И провал в памяти становился понятен: если сила проснулась раньше срока, то организм мог просто «заглушить» сознание, пока не привык к ней. И эта комната тоже получала объяснение: она – изолятор для лорда, который еще не умеет контролировать новые способности.

Имелся лишь один нюанс: стихия пробуждалась раньше положенного только в случае смертельной опасности.

Гараил зачерпнул немного снега и задумчиво посмотрел на него. Стихия – это сила. Сила порождает ответственность. Осознание ответственности приводит к взрослению. Взросление пробуждает у лорда флежемериа стихию. Все элементы взаимосвязаны, а значит, что-то произошло, и это заставило Гараила резко повзрослеть. Резко, потому что его аура только начинала подготавливаться к обретению стихии, и при нормальных условиях трансформация закончилась бы года через три.

Снег в руке не таял, и это только подтверждало, что в организме произошли изменения. Понять бы еще, что послужило толчком к этому. Но… а что, если случилось непоправимое?

Тихо скрипнула дверь, следом раздался звонкий девичий голос:

– Милорд, я вам оде… Милорд! Вы же замерзнете! – подошедшая служанка мягко оттеснила Гараила в сторону, закрыла окно. – Не стоит выстужать комнату, вы можете заболеть.

Он дождался, когда девушка отойдет, и снова открыл окно, на возмущенное восклицание коротко ответил:

– Мне жарко.

– Вы говорите?! – удивилась служанка.

– А не должен?

– Ну, вы молчали три дня, – пояснила она и зябко повела плечами. – Милорд, на улице сильный мороз. Закройте окно, пожалуйста.

Гараил крепко вцепился пальцами в раму. Мороз, который он не чувствует. Нетающий снег в ладони. Белые волосы, голубые глаза и бледная кожа. Комната-изолятор. Всё указывало на обретенную стихию – не просто стихию, а силу холода…

Он прерывисто вздохнул и с внезапной яростью резко толкнул створку. Окно громко хлопнуло, задребезжали стекла. Дунул ветер, взметнулась занавеска. Вскрикнула служанка и жалобно взмолилась:

– Милорд…

– Позвольте мне, Олси. Гараил, – мягко окликнули его, и, обернувшись, он увидел бабушку, одетую в темно-зеленое платье с золотистой вышивкой. Лорд нахмурился, но даже не успел толком подумать, как его отвлекли слова: – Не буйствуй, пожалуйста.

Он оглядел покрытые инеем стены и мебель, потер лоб и кивнул. Снова подул ветер, но на этот раз от незакрытого окна. Служанка опасливо покосилась на Гараила, осторожно прошла мимо него к окну и захлопнула створку, задернула занавеску и отошла к столу, поправила сложенную стопкой одежду. Гараил посмотрел на темно-зеленую с золотистой вышивкой ткань, перевел взгляд на платье бабушки. Прямого покроя, с длинными свободными рукавами, закрытое под самое горло, с золотистой вышивкой, имитирующей колосья пшеницы – такое платье называлось «одеянием скорби», являлось традиционной женской одеждой их клана и надевалось только для прощания с умершими. И раз служанка принесла традиционную одежду и ему, то…