- У нас нет смазки, - делаю последнюю попытку оттянуть неизбежное.
- Твоей хватит, Барби, - снисходительно отвечает он. - Течешь, как сучка.
Обидно звучит. Кажется, моя гордость сегодня окончательно истлеет и превратится в пепел.
Первое проникновение дается тяжело. Непривычные ощущения не только пугают, но и смущают. Богдан тяжело дышит, выжидает, и в этот момент мне кажется, что трудно не только мне.
И все же он упорно продолжает наказывать меня.
- Дыши, - приказывает муж. - Дыши, Барби. И прекрати меня сдавливать, иначе я сорвусь к ебеням.
Я слушаюсь. По крайней мере, очень стараюсь. И когда Заславский все же входит полностью, теряю связь с реальностью. Сложно подобрать слова. Но то, что происходит - за гранью.
За гранью норм морали, моего понимания, того, что я способна осознать и принять. Вся наша семейная жизнь за гранью. И сейчас, когда Богдан методично двигается во мне, доказывая, что прав, что добьется своей цели, мое странное острое и в то же время болезненное возбуждение тоже за гранью.
Так быть не должно. Но есть. Здесь и сейчас.
- Охуенная задница, Барби, - хрипит Богдан. Надсадно дышит и все активнее стимулирует меня пальцами. Он словно задался целью довести меня. И я бессильна в нашем противостоянии.
Шлепки наших тел, густой аромат секса и запретная близость окончательно переплетаются, запуская во мне те самые процессы, которые не остановить.
Я правда кончаю. До чёрных мушек в глазах, до сдавленного хрипа, до онемевших пальцев на руках.
- Ты - моя! - будто ставит точку, припечатывает муж, делает финальные толчки, кончает и… кусает.
Он кусает меня у шеи, смыкает зубы так, что боль простреливает вдоль спины, причудливо переплетаясь с полученным удовольствием.
- Моя…
На этом в глазах темнеет, а сознание уходит на перезагрузку.
18. - 17 Богдан -
Третий день механизм даёт сбой. Едва заметный пока. Но что-то работает не так. Я не идиот, понимаю, откуда ноги растут. С появлением этой стрекозы в моем доме и пошёл этот долбаный разлад.
Она, словно проклятый подарок, методично разваливает что-то в моих мыслях.
И ведь я знаю, что по большому счету по херу на неё. Единственная ценность в ней - родственные связи. Ну, ещё то, что фамилию носит мою.
И все же каждый день в мыслях я возвращаюсь к ней.
После провокации на кладбище мы не виделись. Сам не понимаю, как сдержался и не прибил ее к чертовой матери. Бесполезно объяснять правила этой занозе.
Как, блядь, в ее мозгу вообще щелкнуло, что она может с кем-то лизаться? Ее место - в моем доме и моей постели. И сосать она должна мой член.
Мой, блядь, а не этого щенка.
Несвойственная иррациональная злость тлеет во мне с того дня. И даже хорошо, что пришлось свалить по делам. Иначе бы высек эту стрекозу, попробуй она снова чего-то ляпнуть.
Правда, Авдей говорит, что она все это время тише воды, ниже травы. Сидит, не отсвечивает. В ангаре стреляет, как одержимая. Но это даже хорошо, пусть выпустит свой гонор неуемный.
За стол возвращается Рустам, и вслед за ним подходит официант с нашим кофе.
- Ну, что? - спрашиваю.
- Ты был прав - пацан этот не сам все провернул. Помогли ему. И хорошо помогли, раз он через твоих парней пробраться смог.
А ведь пробивали этого мелкого хмыря, который посмел засунуть свой грязный язык в рот моей жене.
- Имя?
- А без имён.
- В смысле? - зверею от такого расклада.
- В коромысле, блядь, - рубит Сабуров. - Мне намекнули, что транзит через наш город кое-кого не устраивает. И теперь, как ты понимаешь, эти товарищи так и будут устраивать провокации.
