Проект «Хроно». Право выбора - страница 54

Я тебя люблю.

Хочу, тебя, люблю.

Когда ты меня не любишь,

Я тебя уже люблю.

Да, уже.

Сколько постелей и женщин

Ты оставил за собой.

Забудь, что я твоя женщина.

Посмотри на меня,

Солдатик

Он узнал ее сразу. Она постарела, ведь прошло, наверное, лет двадцать с того дня. Но не для него. Для обершарфюрера Юрия Кудашева и его товарищей, она месяц назад пела «Melodie aus alter Zeit» в солдатском клубе в Бергене. Не отрываясь, сжав зубы, так что на скулах играли желваки, он смотрел в экран. Машу, не сводившего с него взгляда пугало лицо Кудашева. Почти такое же, как сегодня в парке. Что с ним? Отчего? Почему он так странно реагирует на музыку? Что сейчас у него в голове? Ей давно нравилась Далида, она даже иной раз напевала про себя что-то, не особо понимая слов… Но почему он сейчас смотрит в телевизор так, будто готов встать и выбросить его в открытое окно… или разрыдаться.

А Кудашев не мог отвезти взгляда от скуластого лица с чарующей улыбкой и копной густых волос. Экран черно-белый, но он чувствовал, что они ярко рыжие, как золото Рейна. Хотя он и знал, что природный цвет волос итальянки из Калабрии, родившейся в Каире, Иоланды Кристины Джильотти, черный как вороново крыло. Далила так было написано на немецких афишах. В это время по экрану побежала строка букв, остановившихся в слово «Далида». Ну надо же, почти как у нас…

Ему стало невыносимо душно. Он, не сводя глаз с экрана, в котором звучали последние аккорды песни, протянул руку к бутылке с водкой на столе. Не глядя плеснул в стакан и залпом опрокинул в горло. Дыхание перехватило. Огненный ком встал в горле, а потом реактивным снарядом, в огненных струях слетел куда-то вниз. Студенты по давней традиции пили не водку, а не особо сильно разведенный медицинский спирт. Кудашев, пытаясь отдышаться, тряхнул головой, встретился взглядом с Машей, пошатываясь встал из-за стола и нетвердой походкой вышел из комнаты.

– Видела! Не пьет, не пьет… а спиртяги полстакана махнул как воды выпил, не поморщился! Мужииик! – зашептала Лопатиной на ухо неугомонная Оксана, для которой неожиданных уход приятеля подруги, стал такой же неожиданностью, как и для нее самой.

Он закрыл за спиной дверь, за которой шумела молодежь, и прижался к ней спиной. В голове ураганом роились мысли. Кудашев не особо задумывался раньше, что люди, которых он знал, к которым он привык у себя, живут и в этом мире. Эта девушка, еще вчера певшая для него и его сослуживцев, тут зрелая, красивая женщина, но также поет, став известной и почитаемой! Он читал книги по истории в сельской библиотеке, там все не так, но о таких вот, незначительных с исторической точки зрения персонах он понятия не имеет. Сколько таких, больших и малых, знакомых его, он может увидеть тут?! Да, постаревших на двадцать с лишним лет, но живых… Может, не все так плохо, не все так отчаянно чуждо. А вдруг, умерший у него на руках Ролле, жив и здоров… Живет в окружении любящей семьи и внуков? А отец? Ему… ему должно быть сейчас… да 77 лет. Приличный возраст, но все же… а мама моложе его на несколько лет, а вдруг…

Обершарфюрер обхватил руками виски и пошел по полутемному, незнакомому коридору, сам не зная куда. Нет! Не может быть! Вероятность встретить кого-то знакомого ничтожно мала! Папа и мама тут скорее всего никогда не встретили друг друга. Иные знакомые по родному миру, или умерли или не родились вовсе! Тот же Ролле, просто мог не пережить Вторую мировую. А если… если, ему удастся найти отца или мать, увидеть их старыми, почти не знакомыми, не хуже ли это неведения? Для них он никто, какой-то странный, безумный человек. У них свои невероятные судьбы, они окружены другими близкими и родными или вовсе, они поросший травой холмик на кладбище, все что напоминает о них. Нет! Нет! Это слишком! Мне не вынести еще и этого… Тут хотя бы реальность. Девушка, с которой я чувствую себя живым человеком, а не реликтом другой эпохи! Будь что будет, но если и дальше углубляться в дебри таких раздумий, я не выдержу…