– Меня зовут Клеопатра. Клео, – тихо произношу я. В голове появляется сценка из прошлого. Я и еще какой-то пацан сидим под тентом. Жарко. Родители ушли в пирамиду, сказали, что нашли очередное захоронение, а нам приказали остаться в лагере. Мы играем в игру «Перечисли фараонов». И я побеждаю, вспоминая большее количество, чем этот мальчик. Он старше. Как же его завали? Марко, кажется.... – Марко? Это имя ты придумал для себя?
Борюсик кивает.
– Да. Это от Марко Поло, – парень краснеет. – Ты уверена, что хочешь вернуть те воспоминания о жизни в интернате? Они могут оказаться не такими радостными, как ты думаешь.
Все это напоминает какой-то фантастический сон. Дня не прошло с тех пор, как я столкнулась с людьми, которые обладают сверхспособностями. Мои воспоминания на самом деле не мои. И мама с папой не мои родители.
Мне нужно несколько минут, чтобы решиться. Я долго думаю о том, хочу ли узнать, что было со мной в интернате. В конце концов принимаю единственно верное решение.
– Это моя настоящая жизнь, какой бы она ни была. Верни мне воспоминания.
Парень тяжело вздыхает и подходит ко мне ближе. Он кажется таким грустным. Вот только это мне надо сейчас грустить. Вся моя жизнь была основана на лжи.
– Предупреждаю. Будет больно. И ты словно переживешь все снова. Все воспоминания будут для тебя очень реальными. Ты готова к этому? – Борюсик испытующе смотрит мне в глаза, наверное, хочет, чтобы я испугалась и передумала.
Я сглатываю вязкую от страха слюну и киваю, давая свое согласие. Парень подносит руки к моим вискам и слегка надавливает.
А потом голову пронзает резкая боль, словно в мозг втыкают раскаленные иглы. Перед глазами сначала темнеет, а потом вдруг мир снова наливается красками.
И вот перед моими глазами уже стоит улыбающийся помолодевший Иннокентий.
– Так, Маруся, угадай, что нарисовано на карточке, – он держит передо мной абсолютно чистый листок. Я знаю, что на другой стороне есть рисунок. Незатейливый. Скорее всего, обычная фигура. Треугольник или квадрат.
Мне не хочется думать, это скучно. В эту игру мы играем каждый день. В последнее время я стала хорошо видеть эти рисунки.
Сосредотачиваюсь, стараясь посмотреть сквозь бумагу, и вижу.
– Тли спилальки, выходящие из центла, – щурясь, чтобы лучше их разглядеть, говорю мужчине. Я картавлю, совсем не выговаривая букву «Р», но ничего не могу с этим поделать.
– Это трискелион, – Иннокентий радостно улыбается. – У тебя хорошо получается, Маруська. Так. Теперь, сдвинь вот этот спичечный коробок с места, и закончим.
– Мне сегодня больше не будут делать уколы? – спрашиваю я. Все руки на сгибах у меня в синяках и малюсеньких ранках от игл. – Я не люблю эти стлашные иголки.
– Сколько они сегодня взяли у тебя крови? – Иннокентий недовольно хмурится, аккуратно беря в свои большие ладони мою маленькую руку.
– Две плобилки, – бросает в дрожь от воспоминаний о том, как иголка входила в кожу.
Иннокентий цокает языком и хмурится. Он очень недоволен. Я вижу это по дрожащему воздуху вокруг него.
Коробок спичек двигаться не хочет, сколько бы я на него не смотрела. Проходит полчаса, и меня отпускают. Иннокентий Алексеевич идет вместе со мной в медпункт, от этого места у меня коленки начинают трястись. Мужчина просит подождать у двери, но мне становится скучно, и я прокрадываюсь следом. Тихо заползаю на четвереньках в кабинет и прячусь за стойкой со шприцами.
