– Щоб тобе! – заулыбался Разин, – В военном деле толк ведаешь?
– Ведаю.
– Що могёшь?
– Про ближний бой ведаю, аки людьми с пищали командовать ведаю, аки осаду аль оборону вести!
– Добро! Будешь голутвинцев сему учить! Ты таперича, Николай, вольный казак сяк же!
Казаки дружно поприветствовали помилованного стрелецкого командира.
– Атаман! А я тож с тобой желаю! – подскочил ещё один из связанных.
– Не, слухай, атаман, енто ж Сидорка Лютый! – дёрнулся другой колодник, – Ещё вчерась мени усю спину розгой покрасил! У, сын сатановий! – погрозил он кулаком бывшему стрелецкому командиру.
– То верно! – добавил Кремнев. – Гадина он да злодей!
– Вы собаки молчите! – крикнул Разин своим пленникам, а потом обратился к бывшим колодникам и стрельцам, – А вы, казачки′, гутарьте, исть ли средь бояр да урядников исчо люди добрые, вроде Бердыша?
Те засовещались. «Ну, Ерофей Ноздрёв, токмо…» «Ну да, Ерофей…» «Да-да, за Ерофеем худого не водилось!..»
– И кто ж ентот Ерофей?! – спросил Разин.
– Я, атаман, – поднялся высокий темноволосый, со сросшимися бровями и густой бородой, человек.
– За тобе гутарят! Що ж ладным людям – воля!
– Я с тобой ходить не буду… Уж не обессудь…
– Ну, дык ты волен таперича. Ступай, аки хошь!
– Я на царёву службу вернусь… Я царю служить пред богом поклялси. Всякому своё…
– А що ж мени сиё баешь?
– Коль ты честен, атаман, то и мени честным быть! Не любы тобе слуги царёвы, таково казни мени.
– Ишь ты, акой! – изумился Разин, – Царёвы люди – мени не друже! Но слово казака твердо! Коль я баял, що ты волен – ступай куды хошь! Токмо ведай – в иной раз не помилую!
Ноздрёву дали спокойно уйти. Тот напоследок подошёл к Бердышу, оба долго смотрели друг на друга, но не проронили ни слова. Повесить прочих бояр Разин поручил колодникам. Те с радостью набросились на своих бывших истязателей и ещё долго мучали их до казни. Казаки осмотрели захваченные суда, найдя большие запасы золота и оружия. А захваченной провизии, по грубым подсчётам атамана, должно было хватить до середины лета. Теперь струги могли смело двигаться в сторону Астрахани, в низовья Волги. Однако царицынский гарнизон никуда не делся, по-прежнему беспокоил Разина. Вечером он пригласил Бердыша, чтобы дать тому важное задание.
По плану атамана Бердыш должен был явиться к царицынскому воеводе и передать ему головы убитых бояр. А также сообщить о захваченной провизии и оружии. Разин велел сообщить, что на судах было взято двадцать пушек, хотя, в самом деле, их было только две. Главной целью было запугать царицынского воеводу, чтобы пройти на стругах мимо стен без боя.
Разин не боялся серьёзных схваток, но если бы гарнизон Царицына нанёс ощутимый вред его флоту в самом начале похода, то неподготовленные казаки из голытьбы могли испугаться и сбежать назад в северные донские станицы к бедной, но безопасной жизни. Там было надёжно и просто. А вот боёв под Астраханью и на Каспии Разин уже не пугался: разбегаться по диким степям, голытьба не решилась бы.
Бердыш ушёл утром следующего дня. День прошёл, наступил вечер, затем ночь, но посланник так и не возвращался. Самым худым исходом для Разина было бы решение воеводы пленить Бердыша, как предателя. Также он понимал, что Бердыш сам может предать его и остаться за стенами, рассказав воеводе правду о страхах самого Разина и вооружении его войска… Но атаман Бердышу верил. Если бы тот хотел вернуться на царскую службу, то бы мог уйти с Ноздрёвым. «А вдруг ить, собака, выслужитьси восхотел!? Що тогда…» На смену вере потихоньку приходили сомнения.
