Проект по дружбе - страница 6

Я вздыхаю и иду к ней:

- Да, мам, извини, но она же полупустая, какая разница?

- Такая разница, что есть правила, и их придумали не просто так.

- Да какие правила, мам? Это же ты сама и придумала.

- Ты видишь вот эти штырьки? – она надавливает мне на плечо, заставляя нагнуться. – Они тут не без причины. А специально для тарелок. И где? Внизу.

Я закатываю глаза и молча переставляю посуду так, как ей нужно. Разгибаясь, смотрю на маму, которая уже безмятежно наполняет свой бокал с вином. Оно холодное, и стекло сразу запотевает. Мама снова выглядит, как белокурый ангел, особенно в своем молочном шелковом халате.

- Так что там с проектом?

- Ничего, - бормочу я, растеряв все воодушевление.

- А какая тема?

- Дружба.

- Что, без конкретики?

- Мам, - я уже откровенно нервничаю, - какая разница? Мой же проект. Я сделаю.

- Но ты же в нем не одна, - напирает она.

- Надо будет, сделаю одна! – рявкаю я. – Спокойной ночи!

И сбегаю в свою комнату. Захлопываю дверь, прислоняюсь к ней спиной и выдыхаю. Не знаю, что со мной. Я всегда так тянусь к маме, и не могу выдержать рядом с ней и двух минут без истерик. Она всегда так давит! Словами, интонацией, энергетикой. Сразу хочется телепортироваться в любую другую точку планеты. Хотя повода ведь не было. Не было же? Она ничего плохого не сказала, просто интересовалась моей жизнью. Кто-то посчитал бы это за счастье. Я сразу чувствую ощутимый укол совести. Зря я так. Беру из шкафа пижаму и иду в ванную. В коридоре медлю и шагаю дальше, на кухню. Неловко замираю на пороге:

- Мам, извини.

- Ничего, зайка. Ты, наверное, просто устала? Проект – это большая ответственность.

Она сидит, положив ноги на соседний стул, пьет вино, смотрит телевизор. Перед ней тарелка с сыром. Вся эта картинка – идеальная. Как запотевший бокал, как стройные ноги моей мамы, как ее нюдовый свежий педикюр. Хотела бы я быть такой же.

- Да, - бормочу неразборчиво, - большая ответственность.

Иду в ванную и там тоже пытаюсь расслабиться. Насыпаю соль с лавандой, кладу на лицо тканевую маску, потом сосредоточенно мажусь маслом для тела. Когда выхожу, уже с мамой не заговариваю, хочется просто спать. Расстилаю постель, ложусь на свежее шуршащее белье, от восторга почти зажмуриваюсь. Но перед сном нужно сделать еще кое-что. Беру телефон и нахожу номер Шмелева. Пишу ему сообщение.

Женя Гольцман: Завтра после пар в «аквариуме». Не придешь – автомат не получишь.

Ярик Шмелев: Автомат Калашникова?

Женя Гольцман: Очень смешно. Ты придешь?

Ярик Шмелев: Завтра узнаешь, заучка.

Женя Гольцман: Не называй меня так!

Ярик Шмелев: Как скажешь, Жендос.

Я раздраженно рычу себе под нос, но ничего не отвечаю, он этого и добивается. Так что просто убираю телефон под подушку и закрываю глаза. Нужно спать, иначе завтра будут синяки под глазами.

7. Глава 7

Я сижу в «аквариуме» и нервно барабаню по столу ручкой. В нашем колледже все так называют холл второго этажа – за панорамные окна и стеклянные перегородки, через которые видно лестницу. Здесь и зона со столами для любителей поучиться, и зона с пуфиками для тех, кто в колледж приходит просто тусоваться. Автоматы с едой и кофе для полноты картины, и многие отсюда вообще не вылезают. Я сама часто здесь бываю, но занимаю обычно дальний стол между окном и кадкой с деревом, там не так шумно.

Я нервничаю, потому что Шмелев опаздывает уже на десять минут, и трубку не берет. К тому же я в полном раздрае по поводу дурацкой практической части проекта. Уверена, что Яр меня жалеть не будет. Придумает какую-нибудь гадость, которая непременно испортит мою дружбу с Антоном. И что еще хуже – как насолить самому Ярику с его частью спора, я так и не придумала. По всему выходит, что какую бы девушку я ни выбрала для него, дружбы у них не выйдет. Он просто заведет свои обычные отношения-однодневки и скажет, что я была не права. Мол, мужчина и женщина не могут дружить, вуаля, я все доказал. А я никак не смогу это контролировать!