В тот момент, когда ручка в моих пальцах достигает сверхзвуковой скорости, наконец появляется Шмелев. Собственной персоной, блин. Узкие черные джинсы, толстовка с небрежно поднятым капюшоном, гул поклонниц, заполняющий помещение. Раздражает каждая деталь. Идет он, конечно, нарочито не торопясь. Здоровается со всеми подряд, с парнями за руку, с девчонками в щеку. Каждую приобнимает за талию, Казанова доморощенный.
Сжимаю губы и прослеживаю его замысловатый путь через полуопущенные веки. Он на меня не смотрит, но движется, тем не менее, в мою сторону. Специально бесит меня!
- Привет, Жендос! – наконец говорит он, присаживаясь на стул рядом.
- Еще медленнее не мог идти?
- Ну конечно мог, заучка, но решил, что тебя инсульт разобьет в таком случае. В одиночку проект я точно делать не стану, хотя, - он награждает меня выразительным взглядом, - может быть социолог пожалел бы меня.
- За что это?
- За то, что моя напарница отбыла в мир иной, - он делает скорбный вид.
- Ты такой идиот, мне даже почти надоело это повторять.
- Ладно, Жендос, признайся, что я просто тебе нравлюсь.
Я почти задыхаюсь:
- Что?! Лучше ты признайся, Шмелев, что до тебя никак не может дойти тот факт, что в мире существует девушка, которой ты не нравишься!
- Релакс, милая, а то реально кони двинешь.
- Перестань это повторять, - шиплю я, нервно заправляя прядь волос за ухо.
- Давай уже, Гольцман, зачем звала? – он показательно смотрит на часы.
- Договориться! Я делать все в последний момент не собираюсь, ясно тебе?
- Окей. Договаривайся.
Я выдыхаю, на секунду опускаю веки. Даю себе мизерную передышку, сжимая в пальцах ручку. Нагретая пластмасса как будто меня успокаивает. Я расправляю плечи и говорю:
- Итак. Будем встречаться дважды в неделю и работать над проектом, - я игнорирую то, то Шмелев закатывает глаза, - также каждый из нас будет вести записи по своей практической части.
- Какие записи?
- Типа дневника. Какие-то выдержки можно потом приобщить к работе. И в любом случае по ним будем проще отследить ход эксперимента.
Яр подается вперед и упирается локтями в стол:
- Тебе уже говорили, что ты ненормальная?
- Что тебе опять не нравится?
- Да ты явно с ума сошла. Кто будет так серьезно воспринимать работу по социологии?
Я тоже наклоняюсь вперед, так, что чувствую запах его парфюма, и наставляю на него указательный палец:
- Можешь издеваться сколько угодно, я все это уже проходила. Учеба для меня важна, и я не позволю тебе все испортить. Я ни разу не попадала на пересдачу.
- Все бывает в первый раз, Гольцман.
- Да, - я притворно улыбаюсь, - вспомни эту философскую мысль, когда подружишься с девчонкой.
Он склоняет голову на бок и изучающим взглядом движется по моему лицу. Наверняка хочет меня смутить, но я не поддамся. Какое-то время так и сидим друг напротив друга, смотрим. Пахнет от него, конечно, приятно. Что-то свежее, но с терпкой ноткой. Как будто классический мужской парфюм как-то грамотно обыграли и добавили современное звучание. Вкусно. Я растерянно моргаю, и на секунду даже пугаюсь. Нет, не нужно мне об этом думать. Зачем? Обычный парфюм, что в этом такого.
Яр что-то чует и впивается в меня еще более внимательным взглядом. Я же стараюсь спасти остатки самообладания, переключаю внимание на тетрадь, шуршу страницами, стучу по столу ручкой:
- Так вот, нужно будет вести дневник.
- Я тебе что, барышня из девятнадцатого века? – перебивает он неприязненно.
