– Да ты колдун, ковач, – сказала она. – Как это у тебя выходит?
– Всё просто. Янтарь – это камень солнца, сварожий камень, – ответил Мечеслав образно, – он и не такое может.
С той поры супруга кнеза относилась к нему со всяческим почтением. А он продолжал при каждой встрече то показывать детям «чудеса», а то и давать ей полезные советы по хозяйству. Как-то по осени, увидев Калину среди берестяных туесков со свежесобранными грибами, он предложил ей вымочить белые грузди и охряные рыжики в родниковой воде целый день. На другой день он заглянул к ней опять и насыпал на дно большой деревянной корчаги немного драгоценной соли, сложил туда грибы слоями, перемежая их травками, которые были тут в ходу – диким чесноком, листьями смороды и мяты, хреном – сверху еще посыпал солью, закрыл спилом дуба и придавил тяжелым камнем. Через месяц грибочки из корчаги стали столь вкусными и хрустящими, что все, кто их испробовал, тут же начинали требовать добавку. Да, соль была ценным продуктом – но грибочки, грибочки! Их теперь делали столько, что они не сходили с кнезова стола. Мечеслав еще дал Калине продегустировать эти грибочки со сметаной, чем окончательно растопил женское сердце.
Семейство кнеза, разумеется, заметило «украшение» у него на лбу, но Бодрич знаком показал им, что так, мол, и надо, и они не задавали лишних вопросов.
– Отведай, ковач, – промолвила учтиво Калина и протянула ему расписную глиняную миску с чем-то студенистым, политым молоком.
Мечеслав поблагодарил ее и зачерпнул из миски деревянной ложкой. Это оказался овсяный кисель, залитый парным молоком, с капелькой меда. Кто бы мог подумать, что это так вкусно! Не отсюда ли пошла присказка про «молочные реки и кисельные берега»?
В процессе поглощения яств с кнезова стола, одним ухом Мечеслав прислушивался, что за ним говорилось.
– Батюшка, а отчего мы воюем с этими эрбинами, если они почти такие, как мы? – задала вдруг вопрос меньша́я дочка, любимица кнеза, Дарёнка.
Этой девчушке с длинными светлыми волосами разрешалось то, что не дозволялось более никому.
– Это когда ж они вдруг стали, как мы? – усмехнулся в усы кнез.
– А тогда, – девчушка нахохлилась и принялась объяснять. – Маму мы называем мамой, а они – матером. Папу – патером. Дочь – дотером. Сын у них – сон. Брат – браутер. Молоко – млеко. Ведь это очень похоже на то, как мы говорим! И ликом они на нас похожи, не черные и не косоглазые…
– Дарёна, Дарёна… – пыталась остановить ее мать.
– Пусть продолжает. Откуда она только набралась такого?
– Это мне дядя Мечеслав сказал.
Калина вздохнула. Кнез поднял глаза к небу.
– Так выходит, что наш и ихний языки – похожи? – не унималась Дарёнка.
– Выходит, что так, – молвил ее отец. И отшутился: – Умна ты не по годам, пора уж замуж выдавать.
– Но схожие языки ведь только у родичей. Как же оказалось, что мы с ними воюем?
Кнез откашлялся в кулак и ответил ей:
– Да, они походят на нас. Если нас поставить рядом, то и не отличишь, кто где. Лица у них не черны – но черны их души. Потому – надобно воевать, покуда можешь держать меч в руке. А не ждать, что в темных родство проснется и они вспомнят заветы Сварожьи. Мы для них – не люди, а они для нас – не́люди.
Пока кнез говорил свою речь, младший брат Дарёнки дернул ее за косу, а когда та обернулась, чтобы сказать ему что-то в ответ, состроил ей козью морду. Будущий кнез – а у славных людей, как у представителей гаплогруппы R1a, действовал, как правило, принцип минората – в детстве был непоседливым и хулиганистым мальчишкой. Когда вырос, он показал всем, чего он стоит. И младший сын его, когда вырос, тоже показал.
