Переписывая черновик пособий, он быстро наполнял соком предметы её стеснения.
– Оронов… ты… ххх… Откуда… ты… знаешь… Где ты… ххх… постиг эту науку…
Прижимаясь головой к мутону её чернобурки, он привычно нашёл губами сафьян на внутренней стороне её ног.
– Оронов… я… ххх…
Вдыхая аромат её влажной духоты, он открывал языком коробочку слипшегося монпансье.
– Гарик… ххх… не надо… я ххх… не люблю… это… Ххх…
Взяв её палец в свою руку, он отыскал им улитку её естества.
– Оронов… Я… ххх… Я так не привыкла..??? Ххх… ххх… Где ты..?
Он перестал придерживать момент совместной истины.
– Ойййй… мммм… нуууу… ххх… Ещё…
Он стал чередовать отжимания от пола с прыжками на скакалке.
– Оронов… Ойййй… Ххх… её фальцет перерастал в глубокой грудной голос, – Это моя… Оооо… – она прикрывала второй ладошкой тахикардию в собственной груди – Ххх… долго-играххх-ю-щая… Всёёёёооо…
Убирая губами пот с её лба, он медленно расстался с треугольником её женской сути.
– Оронов, оййй… – больше всего ей хотелось сейчас порвать хрестоматийный текст своих тридцатилетних проб, – Оронов, у меня ххх… были… посо-би-ххх… Не-наххх-вижу…
Откинувшись на спину, он прижал к своим губам мокрый палец пришедшей к финишу ни с кем не сравнимой черепашки…
* * *
– Фуу… Лежи-лежи. Перетрудился… Хочешь, я тебе кофе сварю?
– Нет… Не хочу…
– А что ты хочешь?
– Я боюсь, что ты… испугаешься настоящей правды.
– Постараюсь нет, псс.
– Я хочу, чтобы ты сыграла со мной в игру «доверие»
– А как в неё играют?
– Я хочу, чтобы ты села мне на грудь, повернувшись ко мне спиной. Доверься мне.
– Зачч-еем? Почему на грудь? И почему спиной?
– Я буду кушать всё, что пониже спины. Мне будет вкусно. Потом съем всё, что выше поясницы. Там у тебя одна из самых сильных эрогенных зон. Тебе тогда не надо будет прятать от меня игрушки и глаза. Тебе так будет комфортнее. А потом я… Я ещё не решил, что потом…
– Оронов, откуда ты всё знаешь? Где, когда и с кем ты постиг эту науку?
…«О Бог ты мой! Заклятая жрица любви моей! Желанная дьяволица моей ненависти! Знала бы ты, какого монстра ты породила, прикрыв тогда за мной дверь в своей шяуляйской квартире!»
Восьмёрка его внутренней таблицы умножения, состоящая из четырёх лет жизни в Литве, с неистовой местью каждой встреченной им женщине, в сочетании с четырьмя годами «доженатой» жизни в Америке, с её производительностью труда и быстротой принятия решений, выдавала убойный результат. Каждый раз мысль о величине этой цифры бросала его в пучину брезгливого отвращения.
…«Почему же сейчас к ней я чувствую что-то совсем другое?», – думал он в истомном бреду, стараясь не пропустить губами ни сантиметра кожи на её половинках.
– Гарик… оой… Ну я же спросила тебя что-то… Оооох…
– Элина, я… Хххх боюсь… что ты… Хххх… испугаешься настоящей правды.
– Постарааааюсь нееет. Я же иногда… ххх… смотрю фильмы для взрослых. Где… Оооох… когда… Ххх, и с кем ты постиг ээээтуxx наyyуку?
– Элла, какую науку? Говорить правду и …хххх делать, что хочется? Нееее знаююю… Как тооооx само прорвало…
* * *
– Оронов, укуси меня ещё раз больно за жопу… Или ущипни, хотя бы.
– … Зачем?
– … Я хочу удостове… Мммм… Низачем… И ваааще, расскажи тебе всё… Спи, я уже сплю…
* * *
– Фуу, фууу… Фуууу.
– Элина, проснись… эй… ты во сне отгоняешь кого-то.
– Ой… фууу… Оронов, а где твои носки?
– Чего??
– Носки… твои..?
– Какие носки?
– Фууу… Мне снился сон… со шмелём и носками. В комнате мужиков каких-то на полу после какой-то свадьбы вповалку, носки свои вонючие поразбросали кругом. Вокруг них летает шмель и своими крылышками распространяет эту вонь.
