– Электроножовка, аккумуляторная. Жена на годовщину подарила. Смородину, облепиху, крыжовник на даче подрезать. Удобно, – Еремеев, спохватившись, оглядел слегка офигевших подчиненных и нахмурился, – номер четыре? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Симбирцева выудила из-под стопки фотографий самую нижнюю и задумчиво сказала:
– Не шило, не спица, думаю, что-то хирургическое, причем не из современного арсенала.
***
Каждый из ее сотрудников уже высказал собственное предположение о характере ран и возможном предмете, которым чья-то недрогнувшая рука буквально исколола все тело первокурсницы. Сто сорок два кровавых символа причудливым узором расцветили тело жертвы от ключичной впадины до лобковой области. Рязанцев, например, прислал ей скрины с нескольких маркет-плейсов, где на продажу выставлялись наборы металлических приспособлений для чистки зубов или кожи лица и пор. Это были профессиональные инструменты: игла Видаля и ложка уно. Хатиев, помешанный на рыбалке предложил свою версию, а именно массу рыболовных крючков, зацепов и отцепов. Однако Симбирцева считала, что те, кого они ищут, точно не стали бы делать покупки в интернет-магазине, планируя убийство. Планируя тщательно, скрупулезно – картина, увиденная ею вчерашним утром в университетской подсобке, свидетельствовала о холодном расчете и определенной логической цепочке действий. Во рту жертвы не было кляпа – характерные волокна, если кляп позже удален, должны остаться, но их нет. Рот не заклеен скотчем. Значит, она должна была кричать. И кричать громко. Но сторож делала обход два раза за ночь, как и положено по служебной инструкции: камеры коридоров первого и четвертого этажа это зафиксировали. На остальных этажах камеры не работали. Их демонтировали в пятницу, а в понедельник к 9.00 должны были приехать установщики. И преступники об этом знали. Они либо из университетских, либо из тех, кто часто бывает там по делам. Службе охраны кампуса уже отправили запрос на всех, кто за последний месяц проходил по временному пропуску. А еще не давала покоя эта дыра в заборе, через которую они с Никольским сегодня пролезли. И Никольский тоже покоя не давал. Вика отогнала ненужные мысли и сосредоточилась на деле.
– Ну, вряд ли таким можно нанести раны, приведшие к летальному исходу, – покачал головой Пал Палыч.
– Поликарпов просит нас не торопиться с выводами по этому вопросу. Они со Свантеевой из-за этих «буковок» и задерживают отчет. Вы же знаете главного судмедэксперта – он бы не стал на пустом месте проволочки устраивать. Что-то всерьез его зацепило в нашем деле.
– Ясно. Подводим итоги. Завтра в 8.00 в том же составе ко мне на совещание. И Поликарпова с его замом тоже вызову. Надеюсь, четырнадцати часов им хватит, чтобы отчет доделать.
– Потапыч совсем озверел, – прошептал лейтенант Рязанцев, приблизив свой идеально выбритый подбородок к Викиному лицу, когда они шли по коридору управления. Он прекрасно знал, что она терпеть не может, когда кто-то посторонний настолько близко вторгается в ее личное пространство. Но сейчас почему-то вдруг решил, что ей нужно его дружеское участие. Решение было неверным – локоть Самариной, весьма ощутимо ткнувший в набальзамленную после бритья челюсть Рязанцева, наглядно это продемонстрировал.
– Я оценила, товарищ Рязанцев, ваш благородный порыв и тот факт, что вы побрились второй раз за день перед совещанием, я тоже оценила. Видимо, вы так поступили не ради товарища Еремеева, которого, позвольте заметить, называть Потапычем разрешено только своим. А вы здесь пока не свой. Был бы свой, я бы тебе челюсть сломала. Диспозиция ясна?
