>Забродин. Раньше… Мало ли чего раньше не было…
>Судья. И о чем же вы пишите, господин писатель?
Во время их разговора Бамбук внимательно изучает пожарный инвентарь. Берет топор, подкидывает его в руке.
>Забродин (прогуливаясь по участку). Пишу на криминальные темы, детективы, расследования… Я, конечно, не Лев Толстой и не Достоевский… Как они, наверное, не могу, а как все остальные – ради бога. Я, знаете ли, пишу, опираясь на факты и документы. Описываю события и преступления, о которых узнал, так сказать, из первых рук.
>Судья. С некоторыми преступлениями, даже с помощью информации, полученной из первых рук, трудно разобраться.
>Забродин. Это вы правильно заметили. Вот вы, например, верите в официальную версию убийства генерала Лоскутова?
>Судья. Мало ли во что я верю или верил. Приговор вынесен.
>Забродин. Что особенно интересно – вынесен вами лично.
>Судья. Да, мною лично. (Несколько волнуясь). И уверяю вас – закон был соблюден.
>Забродин. Ах, да, закон… Как же я забыл! Вы же у нас жрец закона!..Пусть мир рухнет, но восторжествует закон!
>Судья. Не совсем так.
>Забродин. Акак?
>Судья. Последовательность иная. Мир рухнет, если в нем не восторжествует закон.
>Забродин. А вот если это ваше торжество закона, единое для всех, при этом раздавит и погубит чью-то жизнь… Причем жизнь совершенно невинную… Что тогда это ваше торжество закона означает? Новые жертвы и новые страдания? Зато господин судья Оконечников будет спокоен и уверен, что он во всем прав.
>Судья. Какая-то дикая логика. Я вас не понимаю. Да, закон один для всех. Вот, к сожалению, только справедливость у каждого своя. От этого и все конфликты. Кстати, откуда вы меня знаете?..
>Забродин. Откуда? От японского верблюда… Бамбук, яви судье личико. Может, он и тебя вспомнит?
Бамбук поднимается по лестнице, и входит на веранду.
>Бамбук (напевая). «Друга я никогда не забуду, Если с ним подружился в суде.».
>Судья (вглядываясь в его лицо). Нет, не помню.
>Забродин. Господин судья, вы не знаете, сколько процентов преступлений совершается людьми из мести?
>Судья. Знаю. Много…
>Забродин. Ну, вот видите, значит, час тризны близок.
Бамбук, харкнув, бьет судью по голове топором, который он снял со щита.
Картина вторая
Холостяцкая запущенная квартира, столик с бутылкой виски. На диване, укрывшись одеялом с головой, спит Северин.
По радио звучит некогда популярная мелодия «Ландыши». Звонит телефон. Северин неохотно и долго ищет трубку. Ясно, что накануне он хорошо выпил.
>Голос. Могу я поговорить с господином Севериным?
>Северин (сумрачно). Вы уже говорите.
>Голос. С вами говорят с телевидения…
>Северин. И что из этого? Я-то тут при чем?
>Голос. Вы – прокурор.
>Северин. Я давно уже не прокурор.
>Голос. Я знаю, но может, все-таки уже пора извилины подключить, мышцами поиграть?
>Северин. Я давно на тренерской работе: теперь пишу мемуары о том, как ел и пил, с женщинами ложе делил, людей сажал! По лестнице служебной поднимался и как во всем разочаровался!!!
>Голос. Ого! Не плохо под Пушкина косите!
>Северин. Авы чего звоните или звоните?
>Голос. У меня к вам хорошее предложение…
>Северин. Уверяю вас, я смогу от него отказаться. Вернее, считайте, что я уже отказался. Ведь мы, Северины, просто так – без смысла не можем.
>Голос. Да вы послушайте сначала! Смысл мы вам найдем. Не хотите стать консультантом, или даже соавтором кинодетектива?
>Северин. Нет. Пока смысла не вижу.
