Проглоченный - страница 5
Я уже описал вам взгляд этой куклы: пристальный, пугающий. Но эти глаза, в конце концов, были созданы мной, и потому я взял себя в руки и продолжал работать. Далее: нос. И снова то же самое: под взмахами моей стамески нос, казалось, стал принюхиваться, он оживал прямо на моих глазах. И, понимаете ли, он вытянулся. Он стал длиннее, чем мне бы хотелось, но дело в том, что дерево не оставляло мне выбора. Казалось, будто оно имеет надо мной власть, а не я над ним.
А потом, поддавшись лихорадочному состоянию, я вырезал рот, чуть ниже. И в этот момент – уж можете мне поверить! – все сомнения отпали. Ибо этот рот издал звук. Он рассмеялся. Рассмеялся… мне в лицо!
Это было похоже на смех мальчишки. Но не совсем. Какой-то скрип.
Тот день не был похож ни на какой другой.
До того дня мне не удавалось создать нечто живое. Но вот же оно. И я продолжал вырезать шею и плечи, потом деревянный животик. Я не мог остановиться. Руки! И кисти для этих рук! И как только я закончил кисти рук – это правда, правда! – они зашевелились.
Вы когда-нибудь видели, как сам собой двигается стул? А доводилось ли вам видеть самодвижущийся стол? Видели ли вы, как танцуют друг с дружкой ножи и вилки? А как тачка сама катится на колесе? Как оживают пуговицы на сюртуке? Нет, разумеется, нет. И тем не менее все мы знаем, мы все становились тому свидетелями, сколь непослушными могут быть предметы. И вот деревянный предмет, напоминавший формой человеческое тело, вел себя как человек! Я видел это своими глазами. Он передразнивал человеческие повадки. Он передразнивал меня.
Научившись двигаться, он первым делом сорвал с моей головы парик.
Я отшатнулся, я ужаснулся. Но останавливаться было уже поздно. Меня охватила страсть творения – я подчинился воле куска дерева и продолжал орудовать ножом и стамеской.
Я вырезал ему ноги. И ступни. И эти ступни, обретя собственную жизнь, задрыгались. И несколько раз лягнули меня в голень.
Каков проказник!
«Ты же деревянный! – воскликнул я. – Так веди себя соответственно!»
Он снова меня лягнул, потому как не желал подчиняться правилам поведения неодушевленных предметов. Больше того, он скинул на пол свод правил и растоптал его.
«О боже! – сказал я себе, ведь кроме меня в комнате никого не было. – Что я наделал?!»
Деревяшка переместилась.
Я в ужасе вскричал.
Обнаружив у себя ноги, деревянная кукла встала. Покачалась на ступнях, проверяя их способность держать равновесие, и выяснила, что ступни достаточно крепки. И пошла. К двери.
Кукла открыла дверь. И выскользнула наружу.
Мое изделие убежало. Прочь.
Оно исчезло.
Я закричал вслед, а потом тоже побежал, страшась потерять его, ибо это было мое изделие, мое произведение. Я его сделал.
Невероятно, скажете вы. Но тем не менее все это правда. Такая же правда, как и то, что сейчас я заточен в чреве громадной рыбы. Я с вами честен. Я мыслю рационально. Я абсолютно спокоен сейчас, когда пишу эти строки и умоляю вас: представьте себе, что вы завели глиняную кружку вместо сына! Вообразите, будто чайная ложка – ваша дочь! А ножки стула – ваши двойняшки!
Оно – имею в виду деревянное изделие… я же именно так о нем и думал, уж простите – оно этого не понимало. Оно же не имело никакого представления о нашем мире, о его опасностях. Сей изъян я обнаружил у него в первую же ночь его существования.
Оно обладало голосом, да-да, в самом деле. На следующее утро, вернувшись домой, оно со мной заговорило.