– М-да, Георгий Константинович, дали вы мне пищу для размышлений.
– Вы ведь не участвовали в разработке этой операции, – зашел с другой стороны Жуков, – так что взгляните на нее со стороны, не замыленным, так сказать, взором. И вы увидите, что никакого предубеждения против конно-механизированных войск с моей стороны тут нет, а вот риск здесь совершенно неприемлем и даже губителен.
– Хорошо, я ничего не обещаю, но я подумаю, операция действительно выглядит сомнительной.
– Ну, вот и отлично, самое главное ведь, как будет лучше для дела, – Жуков быстро «добил» свою чашку и распрощался.
Посидев еще немного над остывающим чаем, я решал, как поступить, встретиться сейчас с Михаилом Потаповым, который, понятно, в курсе разработки маршала, или провести редкий вечер в семейном кругу. В результате пришел к соломонову решению, позвонил Михаилу по телефону и, не говоря, что я уже дома, договорился на завтра с утра встретиться у подъезда и прогуляться до Лубянки, поговорить перед совещанием. Когда я положил трубку, ко мне подошла Аня, спрятав, как всегда, лицо на груди, тихо произнесла: «Я соскучилась»…
9
Утром мы, как порядочная семья, втроем вышли из подъезда.
– Ладно, мы к Буденным, встретимся на совещании. Ваня, помаши папе ручкой. – Я чмокнул жену в носик, а Ванька, еще несколько раз оборачивался и махал рукой в варежке.
Когда мы собирались, и Аня сказала ему, что поедет к Буденным, он обрадованно завопил:
– К тете Маше, ура, я Сереже и Нине новых собачек покажу! – и побежал в комнату за вчерашним подарком.
Пока я смотрел вслед своим, направляющимся к станции метро Кировская, подошел и Михаил.
– Привет, пропажа, пойдем хоть прогуляемся, поговорим, я водителю сказал, чтобы ждал меня на Лубянке, – мы крепко пожали друг другу руки и направились в сторону Покровки.
Разговор сначала крутился вокруг второстепенных вопросов. Михаил рассказал, что после объединения Инспекций конно-механизированных и мотомеханизированных войск, его назначили инспектором новой Инспекции Подвижных войск РККА.
– А вообще, в армии чувствую себя «чужим среди своих», – грустно сказал Михаил, – с уходом маршала Ворошилова отношение в НКО к Василию Константиновичу не улучшилось. Если бы не люди товарища Буденного, то и поговорить по душам не с кем было бы.
– Ну, так сейчас ведь товарищ Сталин взял на себя руководство НКО.
– Да, по крайней мере, на докладах не докапывается ни кто.
Помолчали: под ногами тихо скрипел снежк: Москву посетили морозы. С сибирскими, конечно, не сравнить, но, все же, хорошо, что без ветра, иначе прогуляться бы не получилось.
Я смотрел по сторонам и чувствовал какой-то диссонанс. Военная Москва в хронике всегда была заставлена противотанковыми ежами, перекрестки перечерчены брустверами из мешков с песком. Оказалось, что я сказал об этом вслух.
– Какие ежи? – удивился Михаил. – Фронт более чем в 400 километрах. Даже ПВО в самом городе уже, во многом, свернуто. Немцы только в августе-декабре 41-го пытались проводить массированные ночные бомбардировки, толку особенного не было, а вот потери были серьезные. Так что сейчас воздушная тревога вообще редко звучит.
– Да, конечно, ты прав, – поспешил я исправить свою оплошность, и, чтобы перевести неудобный разговор, спросил: – А что вы там с товарищем Блюхером напридумывали, не зарываетесь, стратеги, действительно?
– Уже Жуков нажаловался? То-то он тебя все искал, по всей Москве колобродил, все думает, наверное, что ты – кто-то вроде «серого кардинала».
