Проклятие Лермонтова - страница 16

и далекие льдины утесов;

они так сияли в лучах восходящего солнца,

и в розовый блеск одеваясь, они,

между тем как внизу все темно,

возвещали прохожему утро.

И розовый цвет их подобился цвету стыда:

как будто девицы,

когда вдруг увидят мужчину, купаясь,

в таком уж смущеньи,

что белой одежды накинуть на грудь не успеют.

Как я любил твои бури, Кавказ!

Те пустынные громкие бури,

которым пещеры как стражи ночей отвечают!..

На гладком холме одинокое дерево,

ветром, дождями нагнутое,

иль виноградник, шумящий в ущелье,

и путь неизвестный над пропастью,

где, покрываяся пеной,

бежит безымянная речка,

и выстрел нежданный,

и страх после выстрела:

враг ли коварный иль просто охотник…

все, все в этом крае прекрасно.

Воздух там чист, как молитва ребенка;

И люди, как вольные птицы, живут беззаботно;

Война их стихия; и в смуглых чертах

их душа говорит.

В дымной сакле, землей иль сухим тростником

Покровенной, таятся их жены и девы

и чистят оружье,

И шьют серебром – в тишине увядая

Душою – желающей, южной,

с цепями судьбы незнакомой.

До:

В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я;

Глубокая еще дымилась рана;

По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;

Уступы скал теснилися кругом,

И солнце жгло их желтые вершины

И жгло меня – но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями

Вечерний пир в родимой стороне.

Меж юных жен, увенчанных цветами,

Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа ее младая

Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;

Знакомый труп лежал в долине той;

В его груди, дымясь, чернела рана,

И кровь лилась хладеющей струей.

Судьба?

Ученики и учителя. Внучок – баловень, домашний тиран?

Мишелю шел уже двенадцатый год, а образован он был для своего возраста слабо. Проще говоря, его учили стараясь не переусердствовать с нагрузками. Француз Капэ, кроме хорошего, яркого родного ему языка и воспоминаний о войне двенадцатого года, на которой он был ранен, попал в плен и чудом остался жив, да военных навыков – верховой езды и фехтования, – ничего ему дать не мог. При изучении французского он упирал на грамматику и заставлял ученика страницами списывать тексты упражнений. К семи годам мальчик делал это уже бойко. Немка Христина Осиповна Ремер научила его своему родному языку и привила любовь к немецкой литературе. Правда, желание бонны привлечь любовь ученика к Гёте едва не поставило бабушку и немку в тупик. Мишель тут же потребовал оленя, раз в книжке говорилось об Оленьем овраге! Тут же для него были приобретены детеныши оленя и лося. Судьба обоих животных, превращенных в материал для наблюдений над живой природой, печальна. Оленя, когда он вырос и стал стремиться на свободу, ходившие за ним крестьяне уморили голодом, а взрослого лося бабушка приказала забить на мясо.

Какие начатки общих знаний дал доктор Леви – сказать трудно. Но, скорее всего, развивал общий кругозор и интерес к естествознанию и математике. Крепостной художник поставил Мишелю руку и научил работать с красками. У кого мальчик брал уроки музыки – неизвестно. Известно только (из воспоминаний Акима Шан-Гирея), что он их ненавидел, хотя музыку очень любил. (Скорее всего, нотной грамоте и игре на фортепьяно учила его Мария Акимовна.) Он умел читать и писать на родном языке, и этому обучила его, скорее всего, старшая сестра Николеньки Давыдова, Пелагея, которую с этой целью и пригласили пожить в Тарханах, там она и жила с 1820 по 1824 год. Маленький Николай и кузен Миша Пожогин тоже жили в Тарханах и учились вместе с Мишелем. А тот в детстве больше наук любил игры либо пребывал в мечтах. Но его познания в учебных предметах были бессистемными и разрозненными. С такими знаниями нечего было думать о дальнейшем серьезном обучении. Бабушка это отлично видела, и теперь, когда Мишель стал вполне здоров, решила создать для внука «школу на дому».

Назад Вперед

Проклятие Лермонтова - страница 16

Похожие книги