– Цели всегда ужасны. Мне надо передать послание в Совет Лордов. – Какое послание? – требовательно спросила она.
После секундного колебания он пробормотал:
– Вернулся Серый Убийца.
Как только Кавинант произнес это имя, Лена выронила из рук глиняный кувшин, который несла, чтобы поставить на стол, и бросилась в объятия матери.
Кавинант стоял, сердито глядя на разбитый кувшин. Вылившаяся из него жидкость блестела на гладком каменном полу. Потом он услышал, как Этиаран, задыхаясь, в ужасе произнесла:
– Откуда вам это известно?
Он оглянулся на нее и увидел, что обе женщины прижались друг к другу, словно дети, напуганные демонами своих самых страшных снов. – Гадкий, грязный прокаженный! – угрюмо пробормотал он.
Но к Этиаран, казалось, понемногу возвращалась обычная твердость.
Она крепко сжала челюсти, и взгляд ее больших глаз посуровел. Несмотря на весь свой страх, она была сильной женщиной, успокаивающей свое дитя и заставляющей себя броситься навстречу угрожающей ему опасности. Она снова спросила:
– Откуда вам это известно?
Она заставила его встать в оборонительную позицию, и он ответил:
– Я встречался с ним на Смотровой Кевина.
– Ах, это ужасно! – вскричала Этиаран, крепко прижимая к себе Лену. – Что будет с молодым поколением этого мира? Наши потомки умрут в агонии, и будет война, и ужас, и боль для выживших. Увы, Лена, дочь моя! Ты родилась в злое время, и когда наступит час битвы, не будет для тебя ни мира, ни утешения. Ах, Лена, Лена!
Ее горе затронуло незащищенную струну в Кавинанте, и в горле его появился комок. Ее голос напомнил ему собственное видение Запустения в Стране, будто погребальное пение, которого он прежде никогда не слышал. Впервые он почувствовал, что в Стране имелось нечто драгоценное, чему теперь грозило исчезновение.
Это сочетание сочувствия и гнева еще больше натянуло его нервы. Он почувствовал, что его бьет дрожь. Когда он взглянул на Лену, то увидел, что сквозь страх в ней уже пробудилось новое благоговение перед ним. Бессознательное предложение себя в ее взгляде горело еще более завлекающе, чем прежде.
Кавинант сидел молча, пока Этиаран и Лена постепенно успокаивали друг друга. Потом он спросил:
– Что вам известно обо всем этом? Что происходит со мной?
Прежде чем Этиаран смогла ответить, снаружи послышался голос:
– Эй! Этиаран, дочь Тьеран! Гравлингас Трелл сказал нам, что твои дела на сегодня окончены. Выходи и спой для подкаменья!
Мгновение Этиаран стояла, совершенно погрузившись в себя. Потом она вздохнула:
– Ах! Только что началось самое важное дело во всей моей жизни, – и направилась к двери. Отогнув занавес, она произнесла в темноту: – Мы еще не ели. Я приду позже. Но после собрания мне нужно поговорить с кругом старейшин.
– Их предупредят, – отозвался голос.
– Хорошо, – сказала Этиаран. Но вместо того, чтобы повернуться к Кавинанту, она осталась стоять у входа, некоторое время глядя в темноту. Когда она наконец опустила занавес и повернулась к Кавинанту, он увидел, что глаза у нее увлажнились и в них появилось такое выражение, которое он сначала принял за покорность судьбе. Но потом он понял, что Этиаран просто вспомнила о прежней своей покорности.
– Нет, Томас Кавинант, – печально сказала она. – Я ничего не знаю о вашей судьбе. Может быть, если бы я дольше пробыла в лосраате, если бы у меня хватило сил… Но я прервала свое пребывание там и вернулась домой. Я знаю часть старого Учения, о котором и не подозревают в подкаменье Мифиль, но этого слишком мало. Все, что я могу вспомнить для вас – это обрывки магических старых строк о разрушении мира:
