Проклятие семьи Пальмизано - страница 24

В этом году пора цветения была сладостной и безмятежной всего лишь сутки.

В день конфирмации тетя попросила передать синьоре Анджеле, что не придет на торжественную мессу в церковь Иммаколаты, и вместе с Витантонио пошла к первой утренней службе в церкви Святой Анны. Джованну она еще накануне отправила в палаццо, чтобы с утра бабушка, бывшая также крестной девочки, нарядила ее в пышное платье, сшитое на заказ у модистки в Бари. Выйдя из церкви, Доната увидела, что синьора Анджела в смятении ждет ее у боковой калитки на краю площади Санта-Анна.

– Джованна пропала. С утра я одела ее и оставила на кухне завтракать, а сама пошла одевать Франко. Когда я вернулась, ее не было. Мы уже час ищем ее по всему дому. Может быть, она у вас?

Это был не столько вопрос, сколько мольба.

Женщины вошли в дом и стали звать Джованну, но та не откликалась.

Тетя знала: все это время девочка была в ярости от того, что Витантонио наказали, и не сомневалась, что побег – это форма протеста. А значит, она скоро вернется. И Доната постаралась успокоить бабушку:

– Отправляйтесь в церковь Иммаколаты и не заставляйте епископа ждать. Я найду Джованну и приведу туда же. Она не могла далеко убежать.

Едва за бабушкой закрылась дверь, на лестнице появилась Джованна в нарядном платье. Она пряталась наверху.

– Если Витантонио не пускают на конфирмацию, я тоже не пойду!

Накануне Дня святого Иоанна, когда паковали чемоданы, чтобы переехать в Савеллетри, в дом на побережье, одна из служанок спросила, почему в этом году они не берут с собой двойняшек.

– Если это из-за разбитого носа Франко, синьора Анджела, то знайте, он сам напрашивался. Я как раз отнесла цветы в церковь Иммаколаты и входила в сад через боковую калитку, когда увидела, что он пристает к Джованне.

Вечером того же дня бабушка пришла к Донате.

– Я не собираюсь просить прощения. Но, возможно, я поспешила.

– Витантонио просто защищал сестру, а вы даже не выслушали ребенка, которому не исполнилось еще и восьми лет. Для вас он никогда…

– Этого я не потерплю, – оскорбилась гранд-дама Конвертини. – Для меня он такой же внук, как и Джованна, и можешь быть уверена, что я обращаюсь с ними одинаково. По правде говоря, единственные, кто имеет право жаловаться, это остальные внуки, дети Маттео, Марко, Луки и Джованни, которые живут далеко, а особенно дети Маргериты, которых я вижу только летом и на Рождество.

– Дело не в том, далеко или близко они живут. А в нежности. И в справедливости.

– Нежничать – значит проявлять слабость. Но я всегда справедлива к Витантонио. Я прекрасно понимаю, что если бы мой сын не был таким безрассудным и отчаянным на войне, твой муж был бы сейчас жив и у мальчика был бы отец. Я знаю, что я в долгу перед тобой и твоим сыном. И всегда помню о том, что ты ухаживала за Франческой, пока она была больна…

– Вы всегда были к нему строже, чем к остальным внукам.

– Неужели ты ничего не понимаешь! Ты хотела, чтобы он вырос настоящим Конвертини? Так вот пожалуйста! Именно поэтому он должен быть сильнее и дисциплинированнее. Ты растишь мальчика слишком свободным, слишком порывистым. Наказание наверняка пошло ему на пользу в том смысле, что он понял: если не хочешь, чтобы об тебя вытирали ноги, нужно заставить себя уважать. Витантонио должен быть готов к тому, что скоро ему придется отвечать за свои поступки как настоящему Конвертини, а для этого нужна подготовка и дисциплина. В нашей семье есть собственные заповеди, мы члены церкви, которая запрещает нам зависеть от других.