Проклятые боги: Беззаветное отрицание - страница 17

– Я слышу, как поменялось твое дыхание. – Эйн замер, прислушиваясь к новому голосу. Такому отчетливому и натуральному, не то, что был с минуту назад. В его голове моментально возник вопрос: «Как я понимаю этого человека? И то существо, мы все разговариваем на одном языке? В моëм мире языковые барьеры стëрты, но я и подумать не мог, что подобное открытие ждет меня здесь».

– Не прикидывайся. Я еще не настолько стар, чтобы меня провел кто-то вроде тебя. Я виноват перед тобой, но не думай, что буду ползать на карачках и подтирать зад. Выкинешь что-нибудь этакое и останешься без второй. – Пока он говорил скрежет металла стих, а после вновь возобновился, но уже с большей скоростью и иной тональностью. Точили другую сторону.

Эйн начал приоткрывать глаза и цвета расплывчатыми кружками стали фокусироваться, собираться в отчетливые формы лишь для того, чтобы разбежаться вновь. Он не вытерпел подобной диффузии и закрыл глаза. Прислушался к ощущениям своего тела. У него не болело что-то конкретное, но боль, подобно зубной, распространялась повсеместно. Сосредоточившись на переливании птиц, потрескивании пожирающего хворост огня и резких, разрывающих лесную симфонию отзвуков кричащего металла, он решил приподнять голову. Боль со всего тела моментально собралась и комком лезвий сфокусировалась в его животе. Эйн с хриплым выдохом расслабил шею, опустив ту на что-то мягкое. В этот момент он попытался издать некий звук, но голосовые связки выдали нечто похожее не шаркающий песок под подошвой. Он понял в чем дело и собрав все свои силы, выкашлял из себя:

– Воды!

Лязганье затихло. Охотник пристегнул нож обратно на пояс, вынул из сумки кожаный бурдюк и подошел к тяжелораненому.

– А тебе повезло. Крепкий ты. Дробь внутрь не попала! Ха-ха, представляешь, застряла неглубоко ну, и я её это… ты не боись, я и не такое видал… – мужчина, не сбавляя бдительности подсел ближе и неспеша открыл флягу, – дробинки то я вынул и ножичком дырки прижег, но орал ты… некстати в сознание пришел. Все волколаки подумали, что собрат на помощь зовет. Вот и пришлось тебе еще чуть приложить. Прикладом. Но ты главное не боись, рука – это не самое. Вот, у сынишки моего вообще с этим всë плохо, так он ногами, ногами. Потешно, конечно, но мамке помочь пытается. Смышленый он у меня, голова светлая, не то что я. Только вот без помощи брата пока не обходится. Недавно было дело, иду я зна…

– Воды-ы!! – раздался душераздирающий хрип Эйна, всë это время пытающегося поднять здоровую левую руку и выхватить флягу, жонглируемую активной жестикуляцией охотника. Виски гудели, в приоткрытых глазах до сих пор маячили разноцветные огоньки, а плечо не хотело слушаться.

Охотник спохватился, приподнял его голову, что очередным комом боли отдалось в животе, поднес сосуд и начал постепенно вливать жидкость. Эйн жадно глотал каждую каплю, стараясь не торопиться, ведь чувствовал, что поперхнуться сейчас было смерти подобно. Он приоткрыл глаза. Теперь уже более отчетливо видел флягу армейского образца и трясущуюся, сухую и жилистую четырехпалую руку, усеянную темными пятнами разных цветов и размеров. Прохладная струя бежала вниз по пищеводу до тех пор, пока не оборвалась.

– До следующего ручейка пару верст. Но ты имей ввиду, что мне тебя еще волочь. А ты нелегкий. А щас тебе есть надо… видел я, как те грибы из тебя выходили… голодный небось, – с этими словами он поднял здоровую руку Эйна и вложил туда что-то теплое, мягкое и шершавое, словно посыпанное солью, – но ты это, ты ж вроде не головорез какой… или тебя свои оставили и до гола раздели? Да еще и излепленный весь тягунчиком, вот я и подумал, что тварь из чащи выбралась… не серчай, я не хотел. Как закряхтел тогда, еще и руки выставил. Тут в последнее время опасней стало, жена вечно пилит, ну ты и сам понимаешь, городской же вроде. Да? – мужчину прорвало так, словно он годами не разговаривал с людьми и вот, нашел себе собеседника под стать, который не перебьет и своего не влепит.