Пролог. Каренина Анна - страница 10

Вронский хорошо помнил, как произошла его встреча с баронессой в квартире на Большой Морской. Подъезжая в двенадцатом часу с железной дороги к своей квартире, он увидел у подъезда знакомую ему извозчичью карету. Позвонив в дверь, услышал за ней хохот мужчин, лепет женского голоса и крик Петрицкого: «Если кто из злодеев, то не пускать!». Вронский не велел швейцару Василию говорить о себе и потихоньку вошёл в первую комнату. Баронесса Шильтон, приятельница Петрицкого, блестя лиловым атласом платья и румяным личиком, наполняла всю комнату своим парижским говором, как канарейка. Она сидела перед круглым столом и варила кофе. Петрицкий в пальто и штаб-ротмистр Камеровский в полной форме, вероятно, со службы, сидели около неё.

– Браво! Вронский! – закричал Петрицкий, вскакивая и гремя стулом. – Сам хозяин! Баронесса, кофею ему из нового кофейника. Вот не ждали! Надеюсь, ты доволен украшением твоего кабинета? – сказал он, указывая на баронессу. – Вы ведь знакомы?

– Ещё бы! – сказал Вронский, весело улыбаясь и пожимая маленькую ручку баронессы. – Как же! Старый друг.

– Вы домой с дороги, – сказала баронесса. – Так я бегу. Ах, уеду сию минуту, если я мешаю.

– Вы дома там, где вы, баронесса, – сказал Вронский. – Здравствуй, Камеровский, – прибавил он, холодно пожимая его руку.

– Вот вы никогда не умеете говорить такие хорошенькие вещи! – обратилась баронесса к Петрицкому.

– Нет, отчего же? После обеда и я скажу не хуже.

– Да после обеда нет заслуги! Ну, так я вам дам кофею. Идите умывайтесь, – сказала баронесса, опять присев у стола и заботливо поворачивая винтик в новом кофейнике. – Пьер, дайте кофе, – обратилась она к Петрицкому. – Она называла его Пьер, фривольно сокращая фамилию Петрицкий, не скрывая своих отношений с ним. – Я прибавлю кофе.

– Испортите, – возразил Петрицкий.

– Нет, не испорчу! Ну, а ваша жена? – спросила вдруг баронесса, обращаясь к Вронскому. – Мы здесь женили вас. Привезли вашу жену?

– Нет, баронесса. Я рождён цыганом и умру цыганом.

– Тем лучше, тем лучше. Давайте руку, – и баронесса, не отпуская Вронского, стала ему рассказывать, пересыпая шутками, свои последние планы жизни и спрашивать его совета. – Он всё не хочет давать мне развода! Ну что мне делать? Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посоветуете? – Тут баронесса Шильтон повернулась и крикнула: – Камеровский, смотрите, же за кофеем – кофей ушёл! Вы видите, я занята делами! – Улыбнувшись, она снова обратилась к Вронскому: – Итак, я хочу процесс, потому что мне нужно моё состояние.

Вронский слушал с удовольствием этот весёлый лепет хорошенькой женщины, поддакивал ей, давая полушутливые советы, и вообще тотчас же принял свой привычный тон обращения с дамами высшего света.

В его петербургском мире все люди разделялись на два совершенно противоположных сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой. Девушке надо быть невинной, женщине – стыдливой, мужчине – сильным, воздержанным и волевым. Надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги – и разные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных.

Но был другой сорт людей, настоящих. К нему принадлежали все они, собравшиеся в этой квартире. Люди такого сорта считали, что надо быть элегантным, красивым, великодушным, смелым, весёлым, не краснея отдаваться всякой страсти и над всем остальным смеяться.