– До встречи, – и, так же неожиданно отстранившись, растворилась в тревожных сумерках осени.
Здание администрации существенно не менялось со времен эпохи позднего социализма: прямоугольная трехэтажная коробка из кирпича с облезлыми оконными рамами. Внутри царило запустение, пахло старой бумагой и пылью.
Макс растерялся среди коридоров с однообразными дверьми. Бесплодно побродив в тиши вымершего здания, он решил ориентироваться по протертостям линолеума, на котором за годы эксплуатации образовалось подобие тропинок. Метод навигации оказался верным – за одной из дверей раздавались звуки. Макс деликатно постучался и вошел.
Это оказалось неким подобием приемной с крайне скудной обстановкой: несколько стульев у стены, несгораемый шкаф и две школьные парты, на которых стоял компьютер. За ним с сосредоточенным видом сидел Степан.
Макс с силой хлопнул дверью.
– Да-да, я увидел вас. Одну минуту.
Колонки компьютера захлебывались звуками танкового сражения. Макс обошел парты и взглянул на монитор.
На экране танк, управляемый Степаном, героически противостоял неравным силам врага.
Макс сел на один из скрипучих стульев. Напротив висел выгоревший календарь за 2007 год. Он задумался о том, что происходило в его жизни в то время.
Тогда он с Мари начал много путешествовать. Ему было 27, а ей 19. Макс улыбнулся, когда вспомнил, как его сестра восхищалась Гаагой и стояла, широко раскрыв глаза, любуясь архитектурным ансамблем Бинненхофа.
Степан тяжело вздохнул и обратился к Максу:
– Вам придется подождать. Самардак ушел обедать.
– Он вызвал меня на допрос именно в это время и ушел? – поднял Макс брови.
Степан пожал плечами.
– Как бы это объяснить… здесь десятилетиями ничего не происходит, а тут – пожалуйста – убийство – шеф спятил и возомнил себя Коломбо, Пуаро и Холмсом в одном флаконе. Сейчас он полон энтузиазма и, кажется, разыгрывает сцену «хороший полицейский – плохой полицейский»…
– Как я понимаю, вы «хороший»?
– В его картине мира – да.
– А в вашей?
– Не знаю. Я делаю ровно то, что подразумевают мои обязанности.
– Человек-функция? Ни личных оценок, ни предрассудков?
– А зачем? Мне за них не заплатят, а остальное лишь работа, а не какой-нибудь фетиш.
Если вы совершили убийство и это докажут – отправитесь в тюрьму исправляться, нет – будете жить, как и жили, только, наверное, Самардак объявит вас кровным врагом.
– Почему?
– Либо он уверен, что вы убили, либо ему настолько надоело собирать в саду крыжовник, что он очень хочет, чтобы вы сказались убийцей. Я не вникал.
– Ваше равнодушие вызывает восхищение.
– Спасибо, – Максу показалось, что на лице Степана промелькнула тень улыбки.
Дверь открылась и вошел участковый, поглаживая себя по выдающемуся животу.
– К вам пришли, – уведомил его Степан.
– Что ж… – Самардак, нахмурившись с неприязнью посмотрел на Макса – Пройдемте ко мне в кабинет.
Кабинет почти не отличался от приемной. Те же стулья, те же парты, лишь рядом с компьютером лежала стопка журналов для дачников.
– Ваш паспорт, – потребовал участковый, усаживаясь за компьютер.
– Я не брал его с собой.
– А почему не брали?
– Зачем?
– Для удостоверения личности.
– Разве вы меня не узнаете? – улыбнулся Макс.
– Это правовая процедура. Не надо улыбаться, я вам не клоун.
– А у вас только клоуны вызывают улыбку?
Самардак насупившись промолчал, достал из ящика лист бумаги и ручку и начал составлять протокол допроса.
