Сташевский следовал за мной, но молчал. Приветствуя лишь
встречающихся на пути работников госпиталя, военных коллег на костылях и тех,
кто состоит на активной службе.
Мы вышли на вымощенную брусчаткой площадку внутреннего двора
и я пристальнее огляделась в поисках атрибутов современности. Может пропустила
их от стресса. Но картина ничем не отличилась от той, что я увидела полчаса
назад и меня это удручило.
Куда мне идти? В какую сторону бежать? Солнце медленно
закатывалось за горизонт, лишая меня надежды на ночевку дома. Я не понимала
почему Варя и Роман меня не ищут? Вынужденная принять помощь своего стрелка,
оглянулась в его поисках, а, встретившись с ним взглядом, посмотрела с
надеждой. Сташевский, заметив мое пристальное внимание, распрощался с очередным
любопытным товарищем и пошел мне навстречу.
- Странная вы, барышня, Аксинья, - начал отповедь. – Головой
что ли повредились, покудова падали наземь или притворяетесь умалишенной.
Ничего себе наезд поручика! Я открыла рот от возмущения и
обиды, что по вине этого непутевого стрелка оказалась в чужом месте, но тут же
закрыла, понимая, что мы не понимаем друг друга, и он мне не поможет найти
столовую и тем более выбраться со съёмочной площадки.
- За свое состояние я должна Вас, поручик, поблагодарить! –
сказала язвительно. – Еще не известно чем мне обернется полученная рана. Шрам
точно останется и мне придется либо татуировку сделать в этом месте, - и
демонстративно повела плечом, - либо к пластическому хирургу обратится.
- Простите еще раз, Аксинья. Не имел намерения погубить
такую красавицу, - ответил Сташевский и в его глазах застыло искреннее
раскаяние. – Что я могу лично для Вас сделать?
Я отвернулась, сдерживая слезы обиды, и охватила себя за
плечи руками в защитном жесте.
- Пожалуйста, верните мой рюкзачок и мы распрощаемся.
Спасибо, что отвели меня к врачу. За заботу. Не бойтесь, я не стану подавать на
Вас в суд за причинение мне телесных повреждений.
Поручик булькнул, коротко выругался и, схватив меня за руку,
потянул на себя.
- Не злитесь на меня и не обижайтесь, Аксинья, я бываю порою
резок. Идемте с мной, я Вас накормлю. Сегодня на ужин шулюм из куропатки и
зайцы на вертеле. Зря что ли охотились? Степанида и Степан, если не ссорятся,
такую вкуснятину готовят, с пальцами проглотишь!
Я насупилась и нерешительно пошла рядом. Его рука была
мозолистая, грубая, теплая – ладонь рабочего человека. Ногти коротко стрижены,
чистые, но никак не вязались с руками человека, живущего в городской среде и
тем более актера. И я в очередной раз поразилась образу присутствующих на
съёмочной площадке.
При мысли о жареном мясе, я облизнулась, почуяв в воздухе
гарь от костра и аромат трав. Есть хотелось до болезненных спазмов.
- Я словно голодная волчица – согласна на все, - сказала я с
жаром и рассмеялась.
- Ну вот и славно, - покосился на меня Сташевский, не
выпуская моей руки. - А потом я верну Вам вашу вещь. Она приторочена к луке
седла. Я и забыл про сумку.
Он подвел меня к каменному одноэтажному строению и, оставив
под деревянным навесом, вошел в здание. На запахи пищи сбежались дворовые
собаки, виляя крендельками хвостов и поскуливая, ждали костей и на меня
поглядывали без интереса.
Я присела с краю
одной скамьи и огляделась: открытое строение было что-то вроде летней кухни:
два ряда длинных столов из неотесанного дерева, лавки, покрытые старыми и
ткаными коврами, овечьими шкурами или не застелены совсем. В конце
прямоугольной беседки стояла каменная печь и в ее зеве на вертеле жарилась
тушка зайца или птицы. Я не рассмотрела, быстро повернувшись на шум: несколько
человек в штатском вывалились из проёма в низкое здание и с удивлением
уставились на меня.
