- Я Вас провожу, -
откашлялся и, махнув рукой, повел в сторону соседнего строения.
В полумраке я едва
могла различить тропинку, семеня за караульным, и когда он привел меня в тот
самый отхожий угол, я все же не сдержала возгласа удивления.
- И это… ваш…, ваш…
- Нужник, -
подсказал парень и нервным жестом поправил фуражку. – Для офицерского чина есть
другой, а мы, солдаты его Величества, тут справляем.
Солдат его
Величества!? Чуть не заржала от его высокопарности, но побоялась, что надую
прям в трусы. Спорить и возражать, как мне не нравится всё их обустройство, не
осмелилась и даже пожалела, что не пожурчала в ночную вазу, как тот мужик.
Прямоугольное, грубо
сколоченное строение с тремя скрипучими дверцами на выбор, со специфическими
запахами – вот он их нужник. Однозначно в поле сходить было комфортнее, даже
если при этом мой зад щекотали дикие травы. А я, наивная, себе нафантазировала
белый фаянс в поле и водопровод.
Послав недовольный и
предупреждающий взгляд сопровождающему, решительно зашла в отхожее место. Было
темно и страшно и я, идя на поводу природных инстинктов, быстро завершив свои
дела, буквально выскочила наружу.
Парня не увидела,
зато услышала мужские голоса за углом. Притаилась за кустом, прислушиваясь.
Мужчины курили и огоньки от папирос мелькали возле их лиц, словно горящие
мотыльки.
- Как думаете,
поручик, а девица свободная или крепостная?
- А тебе что с того,
Лёнька? Даже если ничейная, то тебе точно не достанется, - деловито изрек его
собеседник и затянулся. – Ну сбежала из дома или мужа – найдут ведь ее и
обратно вернут.
- А Вы что?
- А что я? Я
извинился. Если она из барских, штраф выплачу. Если крепостная, вернем хозяину.
Я узнала во втором
собеседнике Сташевского и мне показалось сожаление в его словах, будто он имел
какие-то виды на подстреленную добычу в виде меня. Сердце мое невольно
пустилось вскачь. Слушая их диалог, с ужасом обнаружила, что они реально
считают меня сбежавшей из родительского дома. Все окружающие вели себя весьма
странно и никто не желал меня понимать или чего-либо объяснять.
Решив, что прятаться
нет смысла, выбралась из тени дерева и окрикнула мужчин:
- Эй, а где мне
можно руки вымыть? Умывальник есть?
Сташевский стоял ко
мне спиной и, услышав мой окрик, резко обернулся. Затушив окурок о ладонь,
посмотрел осуждающе.
- Что это Вы бродите
по ночам, Аксинья? – грубовато спросил поручик и сделал ко мне два шага.
Остановился и пристально посмотрел в мои глаза.
Я оторопела от его
претензий. Но, решив, что он насмехается, расправила плечи и дерзко заявила:
- Гуляю! Нельзя? Или
я под арестом? Пленная, да?
Сташевский крякнул
от неожиданности и, наклонившись ко мне ближе, тихо сказал:
- Можно сказать и
так. Капитан еще не решил, что с тобой делать. После завтрака велел тебя
привезти к нему на допрос. А до этого глаз не спускать.
Я прочла в его
взгляде решимость и недоверие и невольно вздрогнула. Неужели я что-то натворила
такое, за что меня могут привлечь к суду?
- Хочу напомнить
Вам, поручик, - постаралась придать уверенность голосу, - что это не я кого-то
подстрелила и вины за собой не вижу.
Сташевский раздул
ноздри и с шумом выпустил воздух, едва не выругавшись, и так посмотрел на меня,
что мне сделалось стыдно, что я снова напоминаю ему о промахе.
- Идёмте, Аксинья, я
Вас провожу до лазарета, - и подал руку.
