- Умывальник! –
напомнила и резко отстранилась, не позволяя себя схватить. – Руки грязные, -
улыбнулась, извиняясь.
- А, да. Иди за
мной.
И он пошел в ту
сторону, где располагалась столовая, если можно ее так назвать. Я мельком
взглянула на конвойного, молчаливо спрашивая, что мне делать, в ответ получила
кивок головой в сторону поручика и кривую усмешку. Однозначно, что Аверьян был
главнее и этот парень пребывал в его подчинении.
Я, подхватив тяжелые
полы теплого халата, припустила за поручиком, который маршировал так, будто шел
в строю: четко, размашисто, с прямостоячей головой, уверенный, что я иду
следом.
- Вы не могли бы
идти чуть медленнее? В темноте и неизвестной местности я еще и ногу могу
подвернуть! – не удержалась, чтобы не поддеть его.
- Какая же ты язва!
– он резко остановился и я буквально врезалась в спину поручика, успев вскинуть
руку, уперлась ладонью в плечо. – Руку дай, - развернувшись, он схватил меня за
запястье и повел за собой.
- Я просто прошу
быть учтивее. Ай, - дернулась, когда ощутила боль в раненом плече.
- Что? – он резко
остановился и спросил с волнением. – Плечо болит?
- Ну так, немного
дает о себе знать.
- Обязательно
Растегаеву покажи.
- Конечно, покажу!
На краткий миг я
растерялась от его близости. Снова. В который раз ощутив тремор в конечностях.
Жар на щеках от пристального взгляда голубых глаз, которые даже в темноте сияли
словно горячие звезды в ночи.
Сташевский провел
легонько большим пальцем по выступающей венке на запястье и, тяжело вздохнув,
отвернулся. Видно и ему становилось неловко в моем присутствии, а может
неустанное чувство вины за ранение стыдило, всякий раз напоминая о промахе.
На заднем дворе
столовой располагался колодец, откуда поручик зачерпнул воду деревянным ведром
и отнес к столу. Длинный стол-стеллаж, заставленный с одного края разной
кухонной утварью: ведра, тазы, черпаки и кастрюли. И я поняла, что тут они моют
посуду. Керосиновые лампы, огарки свечей стояли на краю. В жестяной банке -
зола и пепел, белый порошок в другой, похожий на песок с глиной. Все как в
прошлом веке и я, в который раз, поразилась натуральности экспонатов для
съёмок.
- Вода холодная.
Горячая будет только через час, когда Степан растопит печь.
- Ничего страшного.
Лето же, не замерзну.
Я зачерпнула
деревянным ковшом воды из ведра и полила на руки. Потом неловко умылась. Вода
из колодца бодрила, пахла приятно, и я даже сделала несколько глотков из чаши
ладони, поняв, как жажда мучает меня. Пока я совершала утренний моцион,
Сташевский, стоя неподалеку и, покуривая, неотрывно все это время смотрел на
меня. Изучающе, пытливо, будто на диковинное существо, постоянно смущая. А
потом, неожиданно заявил:
- Ты очень красивая,
Аксинья…, - произнес хриплым голосом. – Мысли загонял, гадая откуда ты в поле
взялась…
Я хмыкнула, не
поднимая головы. Откуда вот вы взялись там, где быть не должны? Кто тот
таинственный незнакомец с зелеными глазами в пещере? И как я, упав со скалы, не
расшиблась – вот что меня мучило. И следом мысль: как сбежать из лагеря и
добраться до Чуфут-Кале? Потому что просто так отпускать меня, кажется, никто
не собирался.
