– Настой поостыл? – не глядя на помогавшего ей парня, спросила она.
– Да вроде бы и остыл, – ответил тот.
– Ты не гадай, а попробуй. Ну?
– Да остыл, остыл, – ответил тот вредной старухе.
– Так чё стоишь, как бычок на привязи? Тащи его сюда.
Взяв настой, она напоила им капитана. Потом, подозвав помощника, показала ему траву в узелке, наказала делать отвар и каждые три-четыре часа поить им командира.
– Это кровохлёбка. Останавливает внутреннее кровотечение, зарубцовывает внутренние раны. Так что ты, милок, давай, расстарайся для своего начальника, – закончила она инструктаж. – А я уж пойду. Не ходите за мной, – бросила она старшине.
Выйдя из домика, старушка пошла не туда, откуда пришла, а в другую сторону. Старшина, вопреки её словам, приказал двум бойцам незаметно идти за ней для охраны, но те, вышедшие за бабушкой минутой позже, не смогли её обнаружить. Она пропала, словно растворясь в сыром воздухе.
– Вот ведь ведьмица, – сказал, почёсывая затылок, один из них, – прямо чертовщина какая-то.
Ночью к ним пришла Ефросинья. Она принесла хлеб, сало, молоко для раненого, немного крупы, соли и другой снеди. Перевязала капитана, смазав рану бабушкиным зельем, и проверила выполнение задания старухи поить капитана отваром кровохлёбки.
Так, через день, они ходили с Фроськой к раненому капитану неделю.
Оберегая себя и их, старшина выдвинул на опушку леса, к селу наблюдательный пост. Они не сопровождали женщин, а просто наблюдали, не следит ли кто за теми.
На восьмой день пребывания группы солдат на болоте, наблюдатели пришли в домик вслед за старухой. Подойдя к столу, они положили на него немецкий автомат и подсумок с патронами.
– Откуда? – кивнув на стол, спросил старшина.
– Полицай шёл за бабулей. Вероятно, хотел выследить, куда это она ходит.
– Надо уходить отсюда, – раздался слабый голос капитана. Он чувствовал себя намного лучше. Его рана затянулась, и он изредка даже садился. – Искать его будут. Все пропадём.
Посмотрев на Фроську, спросил:
– Может быть и Вы, бабушка, с нами пойдёте? Что если он был не один?
– Мне, милый, бояться нечего. Я своё в Сибири отбоялась. А вам, может и надо идти. Ты сил поднакопил, сдюжишь. Только не дойти вам до наших. Далеко они отошли. Вы в лесах возле Старицы партизан пошукайте. Люди говорят, что появились они недалече от Болшево. – Она рассказала им, как нужно идти, дала мази для раненого, травки для питья и, перекрестив каждого, ушла.
В селе поднялся шум. Пропал полицейский. Его искали весь день, но не нашли. Никита, вбежав в домик матери, орал на неё страшным голосом, обвиняя в том, что та ходит в лес, нарушая все его запреты.
– Ты что, не понимаешь, что я запретил всем, всем ходить в лес!? Теперь немцы скажут, что это ты убила полицейского! Всё село тычет в меня пальцами, говоря, что тебе можно ходить в лес, а им нельзя!
– Да плевала я на твои распоряжение и всё село, – неожиданно сказала старуха. – Куда хочу, туда и хожу. И нечего меня твоими немцами пугать.
– Так ведь повесят, – как-то жалобно сказал Никита.
– А мне и жить не охота. В глаза людям смотреть срамно. Лучше бы ты в Сибири сгинул, чем такой позор смотреть.
– Ты, мать, давай говори, да не заговаривайся! А то я не посмотрю что ты моя маманя – накажу!
– Да ты меня уже и так наказал, дальше некуда. Вся в грязи, не отмыться.
Никита выругался и выскочил из домика.
– Кого увидите, идущего в лес или из лесу, стрелять, – зло сказал он стоящим у калитки полицаям.
