– Смотришь как-то странно, – сказал он, с недоверием оглядывая меня.
– Не выспался, – я откашлялся. – Всё хотел снова повидаться с тобой.
Хотелось наброситься на него и обнять. Но я сдержался.
– Молоток он у тебя, Лёха, – Якут тем временем вместе с Устиновым вытаскивали сопротивляющегося Дружинина.
– О, даже Якут тебя похвалил, – отец удивился. – А чё повидаться-то хотел? На прошлой неделе же виделись, – он усмехнулся. – Я ненадолго, ехать надо по работе. Если чё, вечером подплывайте. Вот, друга твоего привёз с дачи, а то с собой взять не могу, – он показал на машину. – Ждёт тебя, не дождётся, все три дня скучал.
– Будто двадцать лет тебя не видел, – с усмешкой сказал отец, не подозревая, насколько прав.
А из москвича доносился радостный лай. Отец открыл заднюю дверь машины, и оттуда выскочила крупная немецкая овчарка. Со счастливым повизгиванием пёс оббежал меня вокруг, ткнулся мокрым носом в руки, попрыгал пару раз, понюхал туфли и запрыгнул в тачку. Совсем ненадолго, а только чтобы взять оттуда поводок и принести в зубах мне.
– Гулять уже хочет, – с притворной строгостью произнёс отец и хмыкнул. – Утром я с тобой гулял, разбойник. Ладно, погнал я, некогда. Если скажет, что голодный, то врёт, я его кормил.
Он хрипло засмеялся, а пёс продолжал бегать вокруг меня. Ведь и правда мы с ним не виделись больше двадцати лет.
Отец махнул рукой, сел в машину и завёл двигатель. И вот так всю жизнь, всегда на работе.
– Ну что, Сан Саныч, – сказал я псу и присел перед ним, чтобы погладить и застегнуть поводок на потёртом кожаном ошейнике. – Вот и с тобой мы встретились.
Довольный пёс высунул язык и преданно смотрел на меня, думая, что я буду с ним гулять по улице. Но на деле он пойдёт со мной куда угодно. Снова молод и жив.
Это настоящий ментовский пёс, он проходил обучение у МВД-шных кинологов. Но на службе он работал исправно, когда вдруг его захотели списать, как профнепригодного. Состряпали липовый акт, что, якобы, нервная система неустойчива, и он агрессивен. Я потом выяснил, что на самом деле он слегка прикусил одного вредного начальничка кинологов за филейную часть, когда тот замахнулся на него палкой, и пес сразу впал в немилость и в профнепригодность.
Усыпить его должен был ветеринар в областном кинологическом питомнике МВД. Но он оказался моим знакомым. Он собаку пожалел и позвонил мне, я как раз подыскивал себе серьёзного пса. Вот так Сан Саныч оказался у меня.
– Пошли, – я поднялся, и пёс важно пошёл рядом со мной.
Тогда в милиции было проще, и никто особо не возмущался, когда я приходил в отдел с собакой. К нему даже привыкли и узнавали.
– Сан Саныч пришёл, – через стекло посмотрел дежурный Ермолин, держа у уха трубку телефона.
Его вечно недовольное, кислое лицо, будто он каждое утро съедает половинку лимона, при виде собаки выправилось в радостной эмоции, но совсем ненадолго. Он снова принялся орать на кого-то по телефону вредным, громким и въедливым голосом. А я пошёл дальше, в сторону лестницы.
На первом этаже под ногами лежала старая мелкая узорчатая плитка, местами поколотая, местами отсутствующая, из-за чего проглядывал слой положенного ещё при царе Горохе бетона, на который в некоторых местах стелили линолеум. Здание очень старое, в нём и в советское время была милиция, а кто-то говорил, что ещё и до революции здесь сидели городовые. В нулевых это здание снесут, а мы переедем в другое, более удобное помещение.
