– Я для себя делал кое-какие записи, в основном, специального характера, но вскоре появились и другие. Вот, прочтите, это может вас заинтересовать.
Из записок врача:
«У Лизы нет заметной реакции на людей. Она со всеми разговаривает так, как будто это один и тот же человек. Беда, что все мы для неё «чужие», а своих посетителей у неё так и нет.
Недавно спросил: «У тебя были галлюцинации?» Она сразу ответила: «Нет!», но я заметил, что ей очень не понравился мой вопрос. Похоже, я что-то подцепил, сделал шаг в нужном направлении. Эту женщину мучает что-то более осязаемое, конкретное, чем набор отвлечённых «не». Все мы чего-то не хотим, не может, не желаем: но, если б каждый из нас по поводу своего фатального «не» принимал бы такие решительные меры, люди вымерли бы, как мамонты».
– Во-первых, надо говорить: «Здравствуйте»…
– И до свидания.
– Лиза, это грубо.
– Ах, скажите! Ладно, извините. Глупость. Всё время забываю, что вы на работе, а не у меня в гостях. Надоело мне делать то, что нужно! Служебный интерес…
– И это вам неприятно? Считайте тогда, что вы у меня в гостях. Давайте-ка я вас послушаю.
– А почему меня не переводят в общую палату? Сижу тут, как в одиночной камере. Я что – плохо себя веду? Делаю что-то не так?
– Лиза, не смотрите на меня так, как будто я вам враг на всю жизнь. Видите, даже на меня – здорового и подготовленного человека – ваши слова, поступки, взгляды оказывают воздействие, которое положительным никак назвать не получается. А у нас здесь больные, нервные, раздражительные, чувствительные люди.
– Это всё? Я исправлюсь, моментально. Мне надоело моё заточение. Я хочу, чтобы вокруг были люди! Чтобы они ходили, смеялись, говорили, да, я хочу!
– Какой капризный тон. Вот и давайте с вами поговорим.
– Да не с вами, а вокруг, вокруг!
– Гм, вокруг да около. Именно так у нас пока и происходит. Ладно, не трясите головой, как дрессированный мишка. Надо понять – сейчас я, только я могу вам помочь, но для этого надо чуть больше доверять мне. Давайте руку, будем мерить давление. Какая же вы худая, бледная! И давление мерить не любите. Почему? Это же совсем не больно.
– Зато неприятно, как будто кровь из тебя выкачивают.
– Что ж мне с вами делать?
– Пустите на волю, хотя бы погулять!
– Посмотрим… И когда вас слушают, вам тоже не нравится.
– У меня от глубокого дыхания перед глазами – круги, а трубка ваша – противная и холодная.
– Ладно, уговор: начнёте кушать, потолстеете, порозовеете, и я разрешу вам погулять, но только немножко, на улице сейчас холодно. Даже лёгкий вирус…
– И что? Я сразу умру?
– Дурочка, это не так-то просто. Я всё равно тебя спасу.
Она нахохлилась, отвернулась и опять провалилась в свою задумчивость.
Письмо в беспредельность, письмо в пустоту. Неужели, пусто? И тебя нет? Почему ни разу не сказала всего, что хотела? Ни разу не была с тобой тем, чего ты желал, и я знала, что ты желаешь… Конечно, теперь всё это – пустое и… не надо ни о чём думать! Не вспоминать!
Хорошо. Путь не конец – это глупое, ненужное слово… потому что зачем же нужно слово, которое обозначает ничто? А может, это самое нужное слово? Потому что конкретное, конец – это то, что всегда было и будет… все начала и концы, все концы без начал… «А когда наступит завтра, от вчерашнего сегодня не останется следа», помнишь?
