Прощание с Ленинградом - страница 23



Необходимо срочное хирургическое вмешательство, с последующим лечением свежим свободным воздухом.

Выйдешь ночью на дорогу,
Лунный свет тебя согреет,
И ты станешь понемногу
Понимать…

Смерть отделилась от стены, прошлась по комнате. Лунный свет, проникающий через окно, делал ее серебристые волосы светло-пепельными…

У окна стояла кроватка, на которой спал мальчик, тихо посапывая во сне. Она остановилась рядом и нежно, чтобы не разбудить, стала гладить его по головке. Она любила мальчика, и ей не хотелось его будить. Но он вдруг неожиданно проснулся и сразу сел на своей маленькой кроватке.

– Кто ты? – спросил он, глядя на серебристую женщину. Она не отвечала и лишь ласково смотрела на него, перебирая его волосы.

Мальчик чувствовал холод, который шел от ее руки.

Она присела на краешек кроватки и положила голову на край подушки.

– Спи, малыш. Я люблю тебя.

– А я тебя нет. Ты холодная, – он отвернулся.

Смерть поднялась, лицо ее смешалось с темнотой, и она неслышно прошла сквозь закрытую дверь и растворилась в небытии, оставив после себя полоску колеблющегося лунного света, такого же холодного, как и она сама.

– Ты полюбишь меня! Ты полюбишь… – еще долго отражалось эхом от невидимых стен, – ты полюбишь меня…

От талантливых людей всегда рождаются талантливые люди, если не в первом, то обязательно в последующих поколениях (стержень рода).

Перекрестки. Серые стены домов.
Человек. Дождь косой. Ветер гулкий.
Детский плач. Вой бездомных котов.
Они свадьбы поют в эту ночь в переулках.
В синей дымке мосты
Над Невой, леденящей и черной,
И пролетов гигантские рты
Глубину черных вод поглощают покорно.
Свет ночных фонарей
В эту ночь охраняет весь город,
И один медный всадник на медном коне
Восседает особенно гордо.
Только окна горят
Тихим, ласковым светом за шторами.
Там покой и уют, там мечты и печали,
Которыми неизвестные люди живут.

Законы гармонии одинаковы для всех областей человеческой деятельности.

Снег летит косо, почти параллельно земле, завихряясь около зданий, он ложится на асфальт, тает, образовывая грязную жижу, ложится белым на газоны и крыши домов. Ветер раскачивает пустые деревья, с шумом пронося белые мокрые хлопья сквозь обнаженные ветки. Белый снег кружится…

Ленинград. Серые стены. Дворы-колодцы… Ничто не спасет нестойкие детские души, выросшие в этих дворах, в больших, темных коммунальных квартирах с высокими потолками, с почерневшими пейзажами и старыми безделушками на стенах, с существами, населяющими коридоры и комнаты, с нездорового оттенка лицами.

Бледная, чахлая душа, выросшая здесь, выйдя на свободу, не справляется с потоками солнца, ее не охватывает непонятное беспокойство, когда она слышит крики чаек в светло-голубом предзакатном небе. И она уползает обратно в серый гранит, облупившийся кирпич, растворяется в мелком осеннем дожде, в грязной снеговой каше, затекает в асфальтовые трещины, под фундаменты зданий и остается в вязкой болотной земле навсегда.

Кто не верит – пусть побродит ноябрьским поздним вечером по переулкам Петроградской стороны, по дворам Лиговки и Садовой. Поймет тот, почувствует – ничто не спасет нестойкую детскую душу.

Не пощадят серые стены и душу взрослого человека.

Гораздо проще доверять людям, чем постоянно их контролировать.

Вечный вопрос – есть ли в человеке что-нибудь, кроме мяса?

Уродуют природу – уродуются сами.

История человечества – история человека, становящегося взрослым.