На следующий день было только море. Пустое серое море. Пароход был все тот же. Вечером в зале опять играл все тот же ансамбль. Не хватало пианиста и басиста. Та самая красивая женщина не танцевала. Она сидела на приступке у входа, с распущенными волосами и в стоптанных туфлях без чулок. Утро. Осень. Нефтяные разводы на воде. Доки. Портовые краны. Желто-серые здания. Солнце сквозь туман. Ленинград.
В ту осень, гуляя у Петропавловской крепости, он шел и оглядывался на этот лежащий на асфальте ярко-зеленый лист на фоне разбросанных по земле желтых листьев, и думалось ему: «Вот этот момент еще не ушел». Как будто оглядываясь и смотря на удаляющийся лист, он возвращался в то уже прошедшее время. Когда смотрел вперед и не думал об этом листе, казалось – там будущее, оно уже наступило, прошлое навсегда ушло. Но что-то заставляло его оглянуться, и опять вдалеке все так же лежал этот зеленый лист, и был тот же самый момент, когда он в первый раз видел его. И оказывалось, что прошлое продолжалось.
Кутает ночь звездной россыпью улицы сонные,
Бродит она по аллеям и парком пустынным.
Шпили соборов возносятся в небо бездонное,
Пробили полночь часы перезвоном старинным.
Тихо спускается ночь на уставшие клавиши,
Вечную музыку в наших сердцах сотворяя.
Тяжесть земной суеты в этот час оставляешь ты,
Душу свою неземную себе открывая.
Музыка льется откуда-то светлая, лунная.
Это нам звезды поют о мирах неизведанных,
И отзывается в нас она мягкими струнами,
Струнами нашей души и печалей неведомых.
Что-то хотят нам сказать эти звезды туманные,
Будто зовут нас они своим светом загадочным
В сказочный мир, где мы будем гостями желанными,
Словно нам счастья и жизни земной недостаточно.
Шляется ночь, превращая все в тени и странности,
Черная фея, в небесном своем одеянии.
Грезы нам шлет она светом далеких туманностей,
Дарит с великим и вечным земное свидание.
Что же ты, ночь, в этот час с нами сделала?
Что же ты мучаешь души людей неприкаянных?
Это тобою дорожка проложена белая,
Так уведи нас по ней на вселенной окраины.
Ночь опустилась, и стало все в мире таинственным,
Нам подарило душевное это страдание.
Вечное, то, что для нас всегда будет единственным,
То, что скитается там по путям мироздания.
Мы жили в маленькой деревушке на берегу озера. Школа была далеко. Иногда, когда мороз отпускал, снег становился мягким, тяжелым, сумка с тетрадями оставлялась в сарае, ружье висело на плече, а на снегу оставался лыжный след и бесчисленное количество заячьих…
1970. Был тот день, когда весна, вдруг вырвавшись на волю, обливает, обволакивает робким теплом замерзшую землю, постепенно освобождая ее от зимних пут. Капало с крыш, несмотря на легкий морозец, стекали еле заметные ручейки с дороги, крупные наледи на ней почернели, по обочинам протаивал себе путь к почве конский навоз, издавая неповторимый, дурманящий весенний запах. Чирикали воробьи, где-то пилили дрова, и всюду в воздухе раздавался тонкий аромат свежеструганных досок.
Он стоял на остановке и ждал автобуса. Поодаль стоял мужчина. Мальчик обратил внимание на него потому, что тот внимательно смотрел на него и отводил глаза, как только он оборачивался в его сторону. Лицо мужчины казалось мальчику знакомым, но он не мог вспомнить, где он видел его.
Они разговорились в автобусе. Ему было почему-то так легко и просто говорить с незнакомым человеком, и он сразу рассказал все про себя. Расставаясь на вокзале, мужчина написал на обратной стороне телеграфного бланка свой адрес, имя и фамилию. Мальчишка знал это имя и эту фамилию. Она была в его метриках, в графе «отец».
