Алла Григорьевна чуть подтянулась и поглубже уселась на подоконник. «Пока я если что-то понимаю, так это что господин Устинов не в себе. Бормочет несусветицу. А ещё он позабыл, что перед ним женщина». Она выгнула спину, как кошка на солнце. «А если подумать, то что же удивляться? Германия галантностью никогда не отличалась. Как там у вас, айн, цвай, полицай? Я предпочитаю французов… Но и немцы… Они хотя бы говорят по делу, без этой вот…». Алла не стала утруждать себя завершением фразы и уставилась на математика. Белки, как у сенбернара, выпуклые, с сеточками кровяных прожилок в уголках. Устинов выпрямился во фрунт, оправил резким движением и без того безупречный пиджак.
«Ах, по делу? Я – за. По делу – это мой принцип с юности. Меня отец так воспитал, а он был суровый учитель. Но я не о нем и не о себе. „Я“ – последняя буква. Итак, Вы – не только женщина, Вы – воспитатель в этих священных стенах. Это раз…». Устинов взял, было, разгон для широкой речи, только Алла сбила его. «Но-но, шалишь, парниша! Попрошу без ложного пафоса, Вы не на трибуне и не на похоронах», – сменила она ключ речи. Но Устинова уже было не остановить. Он накренился вперед, будто ледокол, налегающий на льдину. Глетчеры надбровных дуг навалились на веки. Зрители ждали с любопытством, что же так рассердило учителя? По какой причине он, новый человек, при всех набросился на их «старослужащую»?
– И Я вас попрошу. Зачем вы в 9А сказали, что сексуальная революция в США – это более великое явление, нежели русская революция? И ему же противоположное? Это два.
Алла и бровью не повела.
– А что не так? Слово «сексуальная» в этих священных стенах напугало? Секса в России нет? От Вас-то, такого… гоголя, не ожидала.
А теперь так, для ликбеза: сексуальная революция освободила человека, высвободила энергию жизни. А русская революция уничтожила крестьян, изгнала творческий класс, понастроила ГУЛАГи. Я ничего не забыла. Ах, простите, забыла, конечно – о воздействии на мир. Ваша русская революция вместе с СССР продула тут напрочь. Как в футбол сборная наша. Ваша. Нету русской революции. Разве что где-нибудь в пампасах. А первая противозачаточная таблетка, изобретённая в такой самой растреклятой Америке – вот она меняет и меняет мир.
Человек рождён для свободы, товарищ Устинов. Свобода выбора – это и есть добро. Вот об этом я в 9А рассказала. И ещё расскажу, язык не отвалится. История – это вам не арифметика, не икс в кубе, и не надо нас учить, как учить. Аллес кляр?
Учительская замерла, её обитатели переводили взгляды с одного спорщика на другого. Ждали, что же скажет Устинов, который Аллу не перебил. Человек, умеющий читать с лиц, заметил бы, что он уже приготовил ответ.
– Я преподаю математику, но если надо, могу и уроки истории дать кое-кому, спасибо маме и советскому образованию, среднему и высшему. И я в школе у Галины Барат успел поучиться. Это так, к слову, если Вам такое имя вообще что-то говорит… И левитов мне читать не требуется, я о Вильгельме Райхе[5] книги читал, когда Вас ещё за косички дёргали. И хоть сейчас по памяти устройство органного аккумулятора с закрытыми глазами расчерчу. А если требуется кому-то, то и лекцию проведу, за что его книжки в свободной Америке огню предавали! А Вам такой человек, как Питирим Сорокин, подойдет? Авторитет? Так вот, он в середине пятидесятых предвещал приход в Америку беды. И о чём же он предупреждал? О той самой революции, о самой освободительной, сексуальной. Но это ссылка, при желании ознакомитесь… Хотя у Вас свои авторитеты. Всякие сванидзе с чубайсами… А нам важен медицинский факт: Петирим предупреждал, а нынче что? А нынче гомики диктуют, как проводить половое воспитание детей, нынче трансгендеры побеждают на женских чемпионатах. Нынче детей у родителей отбирают, если они против того, чтобы на уроках истории им внушали, будто мам и пап нет, будто так называть пап и мам неправильно. Вламываются в дом, и забирают. А правильно иначе, правильно – толерантно нейтрально, «родитель один», «родитель два». Айнунд-цвай
