– Нет, не стал. Он через пару лет умер. Просто так, безо всякой зримой медицинской причины. Внезапная смерть. Я был на похоронах. Отец с матерью не плакали. Теперь всё?
– Нет, не всё! – глухо, капризно и в то же время растерянно, произнесла Юля. Она подошла к Леонтьеву вплотную и что-то шепнула на ухо. Ухо покраснело, лицо осталось бледным. Официантка с нескрываемой завистью оглядела маленькую женщину с макушки до щиколоток.
* * *
Виктор Леонидович выглянул в окно на школьный двор, присмотрелся к копошащимся там малышам, к существам с белыми бантами, прыгающим на одной ножке. Банты вздрагивают, отставая от кругляшей голов. Сахарная вата на ветру. «А все-таки пока ничего не меняется, – подумалось ему, – „классики“ форэвер». И стало теплее на сердце. Потом он присмотрелся к родителям, которые кто терпеливо, а кто – похаживая взад-вперед, ждут тех, кому еще долго-долго пыхтеть за партами до их последних звонков. Родители ему меньше понравились, и он приподнял взглядом кроны деревьев. Кто прячется там? Нет, того, кого он высматривал, там не было. Математик нетерпеливо вскинул близко к глазам руку с часами. Это позолоченные часы с крупным циферблатом, на обратной стороне, на крышке которых, не видимая чужому глазу, выгравирована надпись «Полет к 20-летию Великой Победы».
Первый час сдвоенного урока геометрии заканчивался теоремой о подобии треугольников, образованных особыми точками математического воображения. Ученики осуществляли броуновское движение умов, в жажде вот-вот оказаться в празднике жизни там, внизу, под окнами класса. Учитель сегодня не был к ними столь требователен, как зимой, но и отпустить просто так не решился. Ответственность… Директор, Петр Иванович, провел на этот счет с педагогами инструктаж. Никакой халатности в день Последнего Звонка.
Леонтьев постучал пальцем по стеклу. Если кто-то из сборища оболтусов и двоечников – а именно так он ласково именовал только этот класс – докажет теорему до наступления минуты «Х» – пяти минут до звонка, то он отпустит всех разом. Он им это пообещал, вопреки наказу директора. Впрочем, его игра была практически беспроигрышной. Опыт подсказывал, что в такой день мозги у старшеклассников столь далеки от равносторонних треугольников, что за время его преподавания в обычные-то дни можно по пальцам перечесть тех, кто одолел доказательство без помощи учебника. Да и самого сильного ученика в «математическом фахе», Гены Лядова, нынче нет в классе. Отсутствует. Он на похоронах брата-добровольца. Если бы не последний звонок, класс бы собрался на кладбище. А так – нельзя, звонок – он один раз в жизни, а смертей на ее рельсовом полотне – много. Хотя последний звонок – сейчас звучит плохо… Лучше было бы так: «Звонок на выход в жизнь».
В дверь постучали. Два частых, два с разбивкой. Условный сигнал. Заходи, Белла Львовна, заходи. Ты на минуту раньше срока. Белла Львовна – она такая. Спешит делать добро.
Учительница, легкая на ногу, впорхнула в класс и устремилась к столу с высоко поднятым подбородком. Все вскинули головы и проводили ее взглядами. В них не было насмешки, не было испуга, какой порой сам собой окрашивает лица школьников при входе в класс иных педагогов… Но и любопытства тоже не было. Хотя могли бы усмехнуться в кулачок.
Виктор Леонидович подал ей знак – еще одна минута. Она кивнула, улыбнулась заговорщически, и замерла возле доски, прямо под большим треугольником, рассеченными пунктирными линиями. «Биссектриса, медиана, высота», – совсем шепотом, одними губами, подтвердила понимание изображения Белла Львовна. Ее темный локон коснулся средней линии.
