Отец сел на пол около Кристины, обхватив ее ногу.
– Господи, я счастлив. Все мои любимые люди со мной, – не очень внятно проговорил он.
Кристина улыбнулась:
– То есть это все сейчас было серьезно?
– Да! – Отец поднял голову и попытался посмотреть ей в глаза. Но у него не получалось сфокусировать взгляд.
– О'кей. Спрошу тебя, когда будешь трезвый.
– Я отвечаю за свои слова! – Отец встал и пошел пошатываясь к кухонному шкафчику.
Но коньяка там не было. Пустая бутылка стояла на столе. Кристина проводила его взглядом. Ехидно усмехнулась. Раздавила окурок в пепельнице.
– Все. Спать пора, – сказала она, поднимаясь со стула. – Мальчик тут ляжет?
У Мишки слипались глаза, но ему очень хотелось доделать самолет.
– Встань на минуту.
Кристина сгребла коробку и остаток деталей к краю. На освободившемся месте расправила простыню и одеяло.
– Ну, спокойной ночи.
– Спокойной ночи, сын! – Отец подошел, шатаясь, и чмокнул его в макушку.
И они с Кристиной ушли. Никто не отнимал у него конструктор и не выключал свет. Это была странная и грустная свобода.
Мишка посидел еще с самолетом. Передняя и задняя часть были готовы, но никак не хотели соединяться. Глаза слипались. Он аккуратно положил обе половинки на край тахты и лег.
Проваливаясь в сон, он вдруг подумал, что хочет домой, к бабушке и маме. Мишка удивился этому, потому что у отца было весело и интересно и тот ему все покупал.
Мишку разбудили женские рыдания. Кто-то плакал в темноте и искал на вешалке одежду. Потом Мишка услышал тяжелые шаги босых ног и громкий шепот отца:
– Ну куда ты, я пошутил! Не уходи, я люблю тебя, дура.
За этим последовала тихая возня в темноте, шлепок как будто по щеке, снова рыдания.
– Сука ты. Не уходи!
Провернулась задвижка замка в двери, и резко загорелся свет. Мишка прищурился. Тахта была отделена от коридора длинной стеной, прямо напротив двери висело зеркало. Мишка увидел отца, совершенно голого, который двумя руками сжимал лицо Кристины и что-то шептал в него. На лице женщины застыло мученическое выражение. У отца были волосатые длинные ноги и маленький белый зад с впадинами по бокам. Он пытался прижать к себе Кристину, уже одетую, в пальто и сапогах, и это почему-то напомнило Мишке картинки про фашистов и концлагерь, которые показывала ему мама, рассказывая про войну.
Хлопнула дверь, загудел лифт.
Отец, покачиваясь, вошел к Мишке и плюхнулся на край тахты. Что-то хрустнуло.
– Никто нам не нужен, – сказал отец. – Никто нам не нужен, мой дорогой, любимый мой сын. Да?
– Да, – прошептал Мишка, с ужасом понимая, что самолета больше нет.
Отец потрепал его по голове и пошел к себе.
Маленькая лопасть пропеллера, похожая на комариное крылышко, приклеилась к его заду.
Настало утро, но отец не просыпался. Мишка несколько раз заглядывал в его комнату. Отец спал некрасиво, с разинутым ртом, и громко храпел.
Мишка сам сделал себе бутерброд, заварил чай в пакетике и сел собирать другую модель. Остатки самолета он аккуратно сложил в пакет. Дома можно попробовать починить.
В обед приехал дед, констатировал факт пьянства и стал звать Мишку с собой, к бабушке, но Мишка отказался. Дед, ругаясь, собрал мусор в клеенчатые мешки и ушел.
К вечеру отец проснулся, долго бродил по дому в халате, звонил куда-то и спрашивал, что было вчера, хотя Мишка легко мог ему это рассказать. Потом он спросил Мишку, есть ли у них что-нибудь пожрать. Нашлись только яйца, и Мишка предложил их сварить. Но отцу неохота было ждать, и он пошел в магазин. Он вернулся только через час и принес два пакета всякой всячины. Там были и пирожные, и крабы в банках, и соки, и даже крылышки из «макдака» для Мишки. И маленькая круглая бутылка коньяка. Мишка покосился на нее, на что отец сказал:
